Ночь с дьяволом
Шрифт:
– Я не мог остановить ее, – хрипло произнес он. – После того как я поддался ей в первый раз, я был в ее власти, и она это знала. Я не мог контролировать себя. Ей это нравилось. Она хохотала и говорила, что мужчина не смог бы сделать это – ну, ты понимаешь, – если бы не хотел.
– Это ложь! – прохрипел Кэм.
– Правда? – удивился Бентли. – Не знаю. Мне казалось, что проще простого сделать это, как бы притворяясь, что это делаю не я, а кто-то другой. Просто сделать определенный комплекс движений, пока она не получит удовлетворение. А для меня это было похоже на страшный зуд, когда не можешь удержаться, чтобы не почесаться, хотя понимаешь, что расчешешь это место до крови. И я боялся, что если ты узнаешь, то возненавидишь меня. Она уверяла меня в этом. И еще говорила, что ты выгонишь меня из дома.
– Силы небесные! Через какой ад тебе пришлось пройти, – застонал Кэм.
Бентли покачал головой:
– Сначала все было не так плохо. Она просто… поддразнивала меня. Она уделяла мне внимание, Кэм, и говорила, что я красивый и обаятельный юноша. Потом она стала прикасаться ко мне. И говорить всякие вещи. А потом она начала всеми правдами и неправдами заставлять меня остаться с ней наедине. Она трогала меня, а если я не реагировал на ее жесты, говорила, что слышит твои шаги. Или что она позовет тебя. Или закричит и скажет, что я заставлял ее трогать себя. Потом она смеялась и говорила, что просто хотела поддразнить меня. Ты, наверное, не веришь мне, Кэм?
– Я тебе верю, – ответил он. – Но было бы Лучше, если бы ты рассказал тогда кому-нибудь об этом.
На лбу Бентли выступили капельки пота.
– Я рассказывал, – признался он. – Сначала я сказал Джоан. Я сказал ей, когда начались прикосновения, поддразнивание. Потом я рассказал ей про то первое утро, когда я, проснувшись, обнаружил Кассандру… на мне. Джоан настояла на том, чтобы я рассказал отцу. И я сделал это, Кэм! Но он лишь расхохотался, хлопнул меня по спине и заявил, что из его сыновей я единственный настоящий мужчина. Он сказал, что тебе Кассандра не нужна и что кому-то надо выполнять мужскую работу. Он говорил еще, что это будет для меня хорошей практикой. После этого я помалкивал.
Кэм изо всех сил стукнул кулаком по подлокотнику кресла.
– Он позволял тебя портить назло мне!
– Не знаю. – Бентли пожал плечами. – Но если я пытался отказаться, она убеждала меня, что все это невинная забава. Она плакала и жаловалась на одиночество. Она подстерегала меня где-нибудь в библиотеке или в пустом коридоре и прикасалась ко мне. И прикасалась к себе и говорила, что ей это нужно, а ты не хочешь…
– Что правда, то правда, я не хотел, – согласился Кэм. – Не хотел рисковать получить наследника неизвестно от какого отца. Ты знаешь, что собой представляют она и ее приятели. Я думаю, что это отчасти было ее местью мне за то, что я выгнал их отсюда. Сначала был Лоу, пока он ей не надоел. Потом ты. Она использовала тебя, Бентли, чтобы поквитаться со мной.
Бентли не улавливал смысла сказанного.
– Я… я не понимаю.
Кэм снова схватил его за плечо.
– Как долго это продолжалось, Бентли?
– Я не помню.
На лице Кэма появилось умоляющее выражение.
– Скажи мне, Бентли. Разве ты не понимаешь, что я должен знать? Ведь я был обязан тебя защитить. Неудивительно, что в последние пятнадцать лет ты был зол на меня.
Бентли покачал головой. Он не понимал, почему брат считает себя виноватым.
– Кэм, я был почти взрослым, – тихо произнес он. – Мне не нужна была твоя защита. И уж конечно, я не винил тебя. Надеюсь, что не винил.
– Конечно, винил, – так же тихо ответил Кэм. – Я не защитил тебя, и в глубине души ты, должно быть, понимал это. Что бы там ни говорил отец, ты был тогда ребенком. Думаю, что я убедил себя в том, что ты слишком похож на отца. Что тебя не переделаешь.
Бентли закрыл глаза и судорожно глотнул.
– Значит, у тебя нет ненависти ко мне?
– С чего бы? – удивился Кэм. – Я никогда не испытывал ненависти к тебе, я тебя люблю. Все, что я делал, Бентли, я делал для нас – для тебя, Кэтрин и меня. Но за то, что не уделял тебе достаточно внимания, я себя никогда не прощу. Я был вечно занят то уборкой урожая, то обработкой земли, то проблемами с арендаторами. Беспокоился о финансах и нашей репутации, а более важные вещи упустил из виду.
– Теперь все уже позади, Кэм, – солгал Бентли, и он знал, что лжет. – Признаться, с тех пор я проделывал эти «более важные вещи». В этом проклятом мире есть множество женщин с весьма эксцентричными запросами, и я старался удовлетворить большинство из них. В некотором смысле то, что заставляла меня проделывать Кассандра, кажется теперь пресным.
– Интересно, почему бы это, Бентли? Бентли криво усмехнулся.
– Знаешь, ведь я делал не все, что она хотела, – заговорил он. – Во всяком случае, не всегда. А если я мог отказать ей кое в чем, то я мог отказать ей и во всем остальном, не так ли? Однако я этого не делал. Пока не узнал, что до этого она была любовницей Лоу. Это почему-то показалось мне бесчестным. Позорным. О себе я знал, что я всего лишь маленький распутник, копия Рэндольфа Ратледжа, и что из меня ничего хорошего не получится – я тысячу раз слышал, как об этом шептались у меня за спиной. Но Томас Лоу был приходским священником! Служителем Господа! Я, должно быть, спятил, Кэм, но мне это показалось бесчестным.
– Ты себя недооцениваешь, – покачал головой Кэм.
Мало-помалу до Бентли стало доходить, что брат действительно его не винит, что Кэм не намерен ни мстить ему, ни наказывать его. Более того, он был, похоже, потрясен услышанным и опечален. Может быть, Кэм прав? Может быть, это был грех не его, а Кассандры? Может быть, Кэм действительно вовремя не защитил его? И он все эти годы не мог простить этого Кэму?
– Помнишь, я говорил, что однажды слышал, как она ссорилась с Лоу? – нарушил Бентли затянувшееся молчание. – Он грозился рассказать тебе обо всем, Кэм, не только об их любовной связи, а обо всем, если она не возобновит с ним отношения. После этого она запаниковала. Она безумно хотела уехать отсюда и умоляла, чтобы я отвез ее в Лондон.
– Ты? – удивился Кэм. – Отвез ее в Лондон?
– Она все спланировала, – горько усмехнулся Бентли. – Я должен был сказать отцу, что хочу прослушать курс латыни в одном из учебных заведений Лондона. Я должен был выпросить разрешение, заявив, что взялся за ум и хочу подготовиться к карьере юриста. А она должна была сказать, что обязана сопровождать меня и открыть резиденцию на Мортимер-стрит. Она говорила, что ты будешь так рад тому, что я нашел цель в жизни, и так счастлив, что она проявляет обо мне материнскую заботу, что наверняка согласишься.