Ночь с Каменным Гостем
Шрифт:
Кира встрепенулась и сделала мне знак рукой, чтобы я не шумела. Я подбежала к телефону и приложила ухо к трубке, желая услышать, что же скажет нам последний кандидат.
– Господин Клопперс? – мило произнесла Компанеец.
– Он самый! – натужно кашляя, ответил невидимый собеседник. – Какого черта вы мне звоните? Опять будете впаривать пылесос или страховку? Я уже сказал вам, что не нужно мне ни то ни другое – я скоро откину копыта!
– Господин Клопперс, меня зовут Кира Компанеец, я – профессор Института судебной психиатрии имени
Трубка закашляла, и только через несколько мгновений я поняла, что это старческий смех.
– Эта подлая гадина хотела бы видеть меня в могиле, но пока еще я не доставил ему такого удовольствия! – ответил Клопперс. – А что вам надо, профессор?
– Я… мы… интересуемся обстоятельствами смерти Вулка Климовича, – пояснила Кира. – Вернее, у нас имеются серьезные подозрения в том, что этой смерти не было! А так как вы приводили в исполнение смертные приговоры, я хотела бы узнать…
В трубке долго молчали, затем Клопперс изрек:
– Ну ты даешь, профессорша! Ты – единственная, кто допер до того, что Вулк жив! Не думал я, что кто-нибудь позвонит мне в десять вечера и так запросто затронет эту тему. Приходи ко мне завтра с утреца, побеседуем. Надеюсь, я еще не сверну ласты!
Мне стоило больших усилий убедить ее подождать до утра, хотя, сознаюсь, самой не терпелось познакомиться с бывшим палачом. Так как старик не назвал точного времени, когда мы можем навестить его, Кира разбудила меня в половине седьмого со словами: «Я вас жду!»
Из гостиницы мы вышли в начале восьмого. Чтобы не плутать по улицам городка, мы взяли такси и назвали адрес Бронислава Клопперса. Минут через пятнадцать автомобиль затормозил около кособокого дома, который окружал высокий металлический забор. Подивившись на это, мы подошли к калитке (таблички с именем не было) и позвонили. Голос из домофона гаркнул: «Это ты, профессорша?»
Кира подтвердила, что это она, раздался зуммер, мы толкнули калитку. Сад около дома был в плачевном состоянии – искореженные деревца с почерневшими листьями, жухлая трава по пояс, несколько повесивших бурые головы подсолнечников. Мы приблизились к крыльцу – прогнившие деревянные ступени трещали, когда мы поднимались по ним. Дверь была приоткрыта, мы вошли в жилище бывшего государственного палача.
Оно, как и сад, производило неприятное впечатление – пыль толстым слоем лежала на разбросанных вещах, грязное белье кучей громоздилось в углу. Похоже, хозяин не убирался в доме последние несколько лет.
– Вот вы где! – послышался хриплый голос.
Я подняла голову и увидела спускающегося со второго этажа по шаткой лестнице старика. Скрюченные пальцы его правой руки впились в перила, в левой он зажал палку из красного дерева.
– Господин Клопперс? – спросила профессор. – Я – Кира Компанеец, мы говорили вчера по телефону. А это – госпожа Дана Драгомирович-Пуатье, она…
– Я знаю, кто ты, – хихикнул старик, подходя ко мне.
У него была яйцевидная голова, прикрытая жидкими седыми волосенками, огромные уши и лиловые губы. Старик был одет в клетчатую фланелевую рубашку и вельветовые штаны с подтяжками. Клопперс с первого взгляда стал мне неприятен.
– Ты та самая болтливая ведущая, которая достает всех несусветными глупостями, – сказал он и зашелся в кашле. Я отпрянула, не желая, чтобы старик наделил меня парой миллиардов микробов из своих легких.
Я привыкла не обижаться на подобные замечания, однако реплика старика показалась мне бестактной. Старче заявил:
– Ну что же, дамы, прошу вас в зал! Там мы сможем поговорить по душам! Давненько, скажу я вам, не навещали меня такие симпатичные бабцы.
Мы двинулись следом за Клопперсом и очутились в большой комнате. В ней царил полумрак – жалюзи на окнах были приспущены, зато на стене горели бра. Как и коридор, она была в ужасно запущенном состоянии – тарелки с позеленевшими объедками, старые газеты, пустые пузырьки, бутылки, книги – все это валялось на полу, на диване и креслах. Телевизор был накрыт салфеткой, на нем возвышался огромный керамический бюст Карла Маркса с отбитым носом. Я брезгливо поморщилась – и куда мы только попали!
Бронислав Клопперс ткнул палкой в сторону дивана и заявил:
– Ну-ка, скиньте вещички на пол и садитесь!
– Судя по всему, вам требуется генеральная уборка, – не выдержала я.
– Если хочешь, можешь приниматься за работу, я выделю тебе тряпку, ведро и швабру, – заявил старик и закашлялся.
Мы с профессоршей переглянулись, и Кира сказала:
– Уважаемый, мы лучше постоим.
– Ну как хотите! – ответил старик и уселся в кресло. – А у меня кости старые, в ногах правды нет!
Кира перешла в наступление:
– Господин Клопперс, вы заявили мне по телефону, что можете сообщить кое-что новое о Вулке Климовиче! Понимаете, это чрезвычайно важно! Если вы расскажете нам все, что вам известно, то спасете человеческие жизни!
Клопперс захихикал, и его смех был отвратителен:
– Спасу человеческие жизни, говоришь? Я двадцать семь лет работал палачом, расстреливал людей, и ты хочешь выжать из меня слезу? Уж и не знаю, сколько сотен душ на моей совести – много, очень много! И поверь, призраки ко мне не являются!
Старик, согнувшись пополам, закашлял. Моя злость к Клопперсу исчезла, мне стало его жаль. Он – одинокий пожилой человек, тяжело больной к тому же. Старик словно читал мои мысли. Застучав палкой по полу, он прокрякал:
– Что, красотка, тебе меня жаль? Жалость и сострадание – вот два самых ужасных чувства! Выживает сильнейший! Сколько раз я внушал себе эту мысль, и пришла пора мне убедиться в этом самому! Быстро сели!
Мы с Кирой одновременно опустились на захламленный диван. Клопперс причмокнул и заявил: