Ночь с принцем
Шрифт:
Первый роббер Кристабель и Гэвин проиграли. Лорд Стокли и леди Кингсли проиграли второй. Оставался последний.
В середине партии у них все еще было примерно одинаковое количество очков. Неожиданно Стокли сказал:
— Полагаю, вы рассказали Берну о нашем маленьком приключении сегодня утром, леди Хавершем?
— Разумеется. — Если он хочет вывести Кристабель из себя, то ему это не удастся.
— И о ласках, которыми мы обменялись? О них вы тоже ему рассказали?
А сейчас он старается вывести из себя Гэвина.
— Слово «обменялись»
Гэвин расхохотался:
— Ухватила тебя за самое чувствительное место, да? С ней надо быть осторожным, Стокли, а то можно чего-нибудь недосчитаться.
В итоге единственным человеком, которого вывел из себя этот короткий обмен репликами, оказался сам Стокли. Кристабель почувствовала злорадное удовольствие. В дальнейшем барон предпочитал держать язык за зубами, давая тем самым возможность остальным целиком сосредоточиться на игре.
Они по-прежнему шли почти ровно, хотя у их соперников, Гэвина и Кристабель, все-таки было небольшое преимущество по очкам.
Внезапно удача отвернулась от Кристабель. Она в отчаянии смотрела на плохие карты, полученные во время последней сдачи, и мысленно молилась, чтобы Берну повезло больше, чем ей.
Она медленно подняла на Гэвина глаза, но не смогла ничего прочитать по его лицу. Неужели хоть на секунду он не может приподнять эту ледяную маску и хотя бы намекнуть ей, какие карты держит в руках? Но нет, конечно, нет. Противники тоже могут заметить что-то, а это слишком опасно.
Они отстают от лорда Стокли и леди Кингсли всего на каких-то четыре жалких очка. Но с такими картами четыре очка — все равно что сотня. Кристабель почувствовала, что впадает в панику.
Но тут откуда-то из глубины подсознания всплыли слова Берна, сказанные в ту памятную ночь, когда они впервые сели за карточный стол: «Сколько бы ни было на кону — десять фунтов или десять тысяч, — нельзя допускать в игру эмоции. Ни когда вы выигрываете, ни когда проигрываете. Просто играйте теми картами, которые у вас есть. И только».
Так Кристабель и сделала. Усилием воли она заставила себя не думать ни о чем, кроме карт.
Леди Кингсли наверняка попытается приберечь бубны, которые объявлены козырями, значит, и Кристабель должна сохранить свою самую крупную карту. Она позволила уйти трефовому валету, которого легко могла бы перебить бубновой двойкой, и с трудом скрыла вздох облегчения, когда Гэвин убил его своим трефовым королем.
Так они и играли — подстраиваясь под партнера, словно много лет проигравшие вместе супруги, наизусть знающие слабости и сильные стороны друг друга. Они забрали эту взятку и еще одну, а потом леди Кингсли с торжественным видом выложила на стол бубновую даму.
И тогда Кристабель покрыла ее своей единственной козырной картой, которую так тщательно сберегала: бубновым королем.
— Мы выиграли, любимая. Мы выиграли, — широко улыбнулся ей Гэвин.
— Этого не может
— Не волнуйтесь, дорогая, — наклонился к ней лорд Стокли. Он выглядел на удивление невозмутимым. — Мы изменили условия игры, и главный приз все-таки достанется нам с вами. Они получат только это. — Он швырнул на стол пачку, перевязанную желтой ленточкой.
Его спокойствие заставило Кристабель заподозрить что-то неладное. Схватив письма, она быстро пересчитала их — и радость от победы сменилась яростью.
— Что? — тревожно спросил Гэвин, увидев, как изменилась в лице Кристабель.
— Трех не хватает, — она гневно взглянула на Стокли, — и, зная вас, могу догадаться, что эти три — самые важные.
Барон снисходительно пожал плечами:
— Наверное, ваш муж решил оставить их себе именно по этой причине. Мне он отдал только эти письма.
— Вы гнусный лгун! — воскликнула Кристабель. — Немедленно отдайте три недостающих письма, или, клянусь, я…
— Что? Расскажете о них всему Лондону, а заодно и о том, как рисковали головой своего отца? Не думаю, моя милая, — Стокли злорадно улыбнулся, — но благодарю вас обоих за главный приз. Он очень пригодится мне, когда я стану ухаживать за принцессой, моей будущей женой.
— Я ничего не понимаю, — вмешалась в разговор леди Кингсли. — Что здесь происходит? Что это за бумаги?
— Вас это не должно волновать, дорогая, — успокоил ее лорд Стокли. Краем глаза Кристабель заметила, как Гэвин потянулся к сапогу, но, вероятно, вспомнив, что ножа там больше нет, замер и взглянул на нее. В ту же секунду Кристабель перебросила ему через стол свой веер.
Гэвин схватил его и через мгновение уже стоял за спиной Стокли, одной рукой держа его за волосы, а другой — прижимая лезвие к горлу.
— Будьте любезны предъявить недостающие письма, сэр. Изумление Стокли быстро сменилось испугом.
— У меня их нет.
Гэвин ни на минуту не поверил своему старому «другу». Да и по лицу Кристабель он понял, что она тоже не верит барону.
— Что же с ними случилось?
— Я… я не знаю.
— Какая жалость, — проговорил Гэвин, плотнее прижимая кинжал к горлу барона. — Значит, придется убить тебя, чтобы ты не мог их использовать.
— Ты не посмеешь, — прошептал Стокли. У него дрожали руки, а на лбу выступил пот. — Ради Бога, Берн, я лорд и хозяин этого дома. Если ты убьешь меня, тебя ждет виселица.
— Вряд ли, если в дело вмешается Принни: Он не даст повесить человека, который спасал его трон. — Гэвин немного ослабил давление кинжала. — Но в одном ты прав: если я тебя убью, то не получу писем. Кто-то другой может найти их, а нас это не устраивает.
— Вот именно, — согласился Стокли, заметно успокоившись.
— Значит, придется отрезать от тебя по кусочку, пока к тебе не вернется память. — Гэвин медленно занес кинжал над левым ухом барона. — Начать отсюда?