Ночь Седьмой тьмы
Шрифт:
43
Внезапно самолет тяжело провалился. Впечатление было такое, что он падает на крыло. Свет в салоне замигал и погас. Казалось, целую вечность они стремительно пикировали во мраке. Наконец самолет выровнялся, сотрясаемый сердитым ветром. Лампы моргнули два раза, после чего ровный свет заполнил салон. Раздался знакомый скрежет в динамиках. Снова они услышали голос пилота, на этот раз менее четко:
– Дамы и господа, с сожалением довожу до вашего сведения, что плохие погодные условия, в которые мы попали, вынуждают нас совершить посадку в Жакмеле. Для переезда
В Жакмеле было темно, сыро, дул пронизывающий ветер. Аэропорт опустел, не готовый принимать самолеты, откуда бы они ни прилетали, не говоря уже о международном рейсе. Вскоре после того как «Боинг-737» остановился, вырулив со взлетной полосы, к нему подъехал военный «джип» с четырьмя вооруженными солдатами и офицером. Солдаты заняли позиции вокруг самолета, их было едва видно из-за иллюминаторов. Офицер осмотрел все и вернулся на аэровокзал.
Всем было приказано оставаться в самолете, даже экипажу. В маленьком здании аэровокзала в двухстах шагах от них горел одинокий желтый свет – единственный признак жизни. Он казался невозможно далеким. Гроза прошла, и в салоне становилось слишком жарко. Никто не жаловался. Все уже бывали здесь раньше, если не в самом Жакмеле, то в местах, очень на него похожих.
Ожидание тянулось бесконечно, Анжелина задремала. Рубен накрыл ее своим пиджаком и оставил в неглубоком полусне. Ему хотелось выйти наружу, из душного салона в ждущую ночь. Внутри салона маленькие лужицы света проливались на группки пассажиров: некоторые беседовали о чем-то, другие просто пассивно сидели и ждали. Большинство, казалось, нервничали из-за того, что приземлились так далеко от столицы. По салону гуляли приглушенные слухи о произволе жакмельских таможенных чиновников, вызывая беспокойство.
Выйдя в проход, чтобы размять ноги, Рубен услышал, как его окликнул тот самый американец, который сидел через два ряда от него. Это был высокий мужчина с зачесанными назад волосами и маленькими имбирного цвета усиками, аккуратно подстриженными. Примерно сорока пяти лет, одет весьма сдержанно, с яркими глазами и кустистыми бровями. «Не военный, – подумал Рубен, – не то чтобы бизнесмен, определенно не турист». Широкое открытое лицо излучало что-то – не вполне чистоту помыслов, точно не наивность. Отчаяние, возможно.
– Привет! Меня зовут Дуг. Дуг Хопер. Это моя жена Джин.
Рубен взглянул на крошечную женщину, сидевшую у окна. Ее когда-то купили в универмаге «Вулворт» где-нибудь на Среднем Западе – в центре Каламазу или в торговом квартале в пригороде Индианаполиса.
Дуг, вероятно, приобрел ее на купоны, она была как раз тем, что ему было нужно, и каждый день он драил и начищал ее до блеска, отчего она была почти как новая. Рубен обратил внимание, что она носила платье в стиле Холли Хобби – оно, видимо, входило в комплект одежды, который она купила в начале семидесятых. Платье просто изумительно сохранилось.
– Ру... Мирон Фелпс. Очень приятно.
– Почему бы вам
Мест было много: самолет был заполнен лишь наполовину. Рубен ничего не смог придумать, чтобы отказаться. Он с неохотой опустился в кресло рядом с ними.
– Вы летите с этой очаровательной черной женщиной вон там? – спросила Джин Хупер. У нее были большие глаза и густые короткие брови, которые поднимались и опускались сами по себе, когда она говорила. Ее голос звучал поразительно приятно.
– Я... Э, да, – пробормотал Рубен. – Конечно. Она со мной.
– Мы не могли не обратить на вас внимание. Вы такая красивая пара! – Голос Дуга звучал грубее, чем голос его жены, но он работал над этим. – Она ваша жена?
Рубен почувствовал, как слюна задвигалась во рту у самого горла. Он покачал головой.
– Нет, – ответил он. – Она... она вдова. Ее муж недавно умер. Он был моим коллегой в Лонг-Айлендском университете. Мы едем на Гаити вместе, чтобы завершить здесь его работу.
Лица Хуперов одновременно сложились в мину, которую Рубен расшифровал как выражение утешения в минуту скорби.
– Мне было очень жаль услышать о смерти вашего друга, – произнес Дуг. – Вы должны передать его вдове, что мы будем молиться за нее. И за ее супруга. Души в Царстве Аба нуждаются в наших молитвах для своего совершенствования.
Рубен нахмурился:
– Где-где?
– В Царстве Аба, – вставила миссис Хупер. – По-арабски это Царство Высшей Славы, мир по ту сторону.
Рубен сделал глубокий вдох. Он должен был догадаться: миссионеры. Военная организация, деловая хватка и платья в стиле Холли Хобби. И даже не обычные миссионеры, а последователи какого-то темного культа.
Рубен приподнялся в кресле. Дуг мягко положил руку ему на предплечье:
– Не волнуйтесь. Мирон. Мы не пытаемся обратить вас. Наша вера запрещает обращение. Нам просто нравится делиться благой вестью с каждым, кого Бог ставит на нашем пути. Мы Баха'и, исповедуем веру Баха'и.
– Миссионеры, – проговорил Рубен. – Вы миссионеры.
На их лицах появилось обиженное выражение, словно он сказал что-то бестактное. Дуг слегка поджал губы и постарался улыбнуться; Джин описала бровями полукруг.
– Не миссионеры, – возразила она. – В нашей вере нет миссионеров, как нет и священнослужителей. Дуг и я – пионеры. Так мы называем тех, кто оставляет дом, чтобы принести дело Бога в другие земли. Не миссионеры. Мирон, – пионеры, точно такие же, как переселенцы в старые времена. Здесь есть разница.
Рубен кивнул. Он был уверен, что разница существовала. Просто он никак не мог ее увидеть.
– У вас здесь открыт какой-нибудь центр?
Дуг кивнул:
– Мы здесь уже не в первый раз. Но местным верующим тяжело. У них так мало денег, такое скудное образование. Им нужна помощь извне, по крайней мере, в течение какого-то времени. Дома, в Штатах, Джин преподавала в старших классах средней школы французский и английский; у меня была маленькая инженерная компания. Раньше мы никогда не слышали зова к пионерству, но в апреле мы посещали наш храм в Уилметте, недалеко от Чикаго. Тогда-то мы и услышали зов. Я закрыл дело. Джин оставила работу, и мы купили маленький магазинчик в Порт-о-Пренсе.