Ночь Стилета-2
Шрифт:
Биолог-колдун-дикарь.
Все три приобретения, похожие скорее на шутку, произошли на грандиозном шоу, устроенном в Москве ценителями нательной живописи и соответствующего образа жизни. Назывался этот всемирный слет татуированных и татуировщиков «Тату-конвенцией». И присутствовал на нем человек-легенда, оставивший свои рисунки на теле самой Дженис Джоплин и татуировавший многих легенд рока и просто людей легенд, таких же, как он сам. Звали заморского гостя Лайен Татл. Все мероприятие проходило в московском саду «Эрмитаж», сопровождалось концертами,
— Да нет, вы шутите, — произнесла Вика, с любопытством глядя на своего собеседника.
— Это правда. — Он усмехнулся. У него были очень веселые глаза, глаза бывшего хиппи, каким он и являлся в революционные шестидесятые. Вряд ли об этом человеке можно было сказать, что теперь он остепенился, — просто сменилось время. А если вы представляете ныне живую легенду, то некий внутренний духовный аристократизм, присущий любым легендам, вполне можно принять за налет респектабельности, — Несколько месяцев? Без воды?
— Это уникальное создание. Сплошная тайна.
— Но несколько месяцев без воды, под тропическим солнцем… это уже… вобла.
— Вобла?
— Так у нас называют вяленую рыбу.
Он усмехнулся:
— То, с чем у вас пьют пиво?
— Да…
— Радужная вдова — это лабиринтовая рыбка, она дышит воздухом. Таких рыбок много, целое семейство, они живут в любом домашнем аквариуме. Но Радужная вдова уникальна. И делать вытяжку из ее слизи можно в очень редкие дни.
Собственно говоря, всего несколько дней в году. Все остальное время — это страшнейший яд. Хотя и так это довольно сильный наркотик. Всего несколько человек на земле знают время и владеют полностью всей процедурой.
— А почему ее так называют? Почему вдова?
— А вы не хотите узнать, почему радужная? — Он снова мягко улыбнулся.
— Наверное, она очень красивая.
— Она действительно хороша. Особенно в тот момент, когда становится вдовой.
— Вот как?
— Когда самка откладывает икру, она очень слабеет. Но у нее еще остаются силы. Ее окрас неожиданно становится очень ярким, сочным. Чешуйки переливаются всеми цветами радуги. В этот момент она сжирает самца, как только тот заканчивает осеменять икру. И в этот момент она очень хороша. Великолепна.
Вот почему — вдова. Видите: за Любовью — неизбежность Смерти. Радужная вдова…
— Неплохо. — Вика в задумчивости посмотрела на этого человека, все еще пытаясь понять, разыгрывают ее или это все правда. Какая-то странная история. Затем Вика произнесла:
— Тогда это уже Черная вдова, так больше подходит.
Он весело кивнул ей:
— Название недурно. Но к сожалению, уже занято.
— Кем же?
— Пауками. К тому же рыбка действительно очень красива.
— И может долгое время находится без воды?
— Слизь помогает ей в этом. Вдова водится в небольших пересыхающих водоемах тропиков. Ее слизь — действительно наркотик. По крайней мере если эту вытяжку ввести человеку, он впадет в длительный наркотический транс. При большой дозе возможна кома. Вопрос в количестве. Слизь вводит Радужную вдову в анабиоз. Летаргический сон. Корочка под палящими лучами засыхает, но внутри этого кокона, во влажной темноте, теплится жизнь. И ждет своего часа. До ближайших сильных дождей. Не правда ли, в этом что-то есть?
Вика передернула плечами:
— Да уж. Как в фильме «Чужие». Коконы.
Он рассмеялся:
— Вроде того.
— Да еще она сжирает своего… кавалера. Хороша вдова!
— Видите, феминистки могли бы сделать ее своей эмблемой.
— При чем тут бедная рыбка? Она поступает так согласно своей природе.
А за феминисток говорить не берусь.
— И здесь вы правы. — Он рассмеялся. — Я слышал, что нечто подобное водится на Карибских островах. Не феминистки — рыбка. И используется в культе вуду. Знаете — зомби?
Он скорчил страшную гримасу — зомби…
— Знаю. — Вика кивнула и тоже рассмеялась.
— Но наверняка об этом ничего сказать не могу. А вот то, что это совершенно лучшее в мире заживляющее, — точно. Невероятно, но факт: татуировка заживает через пару часов. Кстати, вытяжка из слизи Радужной вдовы была известна в Полинезии. В частности, татуировщикам маори. У них эта рыбка считается священной. Знают о ней и японские якудзо, для них нательная живопись — тончайший кастовый ритуал, частично уходящий в мифологию. Как и все в этой удивительной стране, познавшей Смысл Символа.
— Как вы это… красиво сказали…
— Напротив. Я лишь рассказал о том, что есть. Другое дело, что это на самом деле очень красиво.
— Это использовалось в… боях?
— Наверное. Тайной владели лишь жрецы. И художники. Хотя в гармоничном мире между ними скорее всего не существовало различий.
— Это… так все интересно.
— Древние знали многое. Вернее, они знали. А мы — лишь слабые всплески воспоминаний. Татуировка — очень древнее искусство. Кстати, настоящие мастера не пользуются современными машинками. Иглы, бамбуковые палочки…
— Я бы… я бы, наверное, сделала себе татуировку, — неожиданно сказала Вика.
Он с любопытством посмотрел на нее. Откинул со лба свои длинные волосы, посеребренные сединой.
— К сожалению, я сейчас не делаю татуировок.
— Ой, что вы, — вскинулась Вика, — я вовсе не об этом. И потом, — она опустила глаза и смотрела на пепельницу, где уже лежал окурок от ее сигарильо, — я знаю, что вы не делаете татуировки. Я прочитала о вас большую статью. В журнале. Нет, я, наверное, найду здесь художника, вон Леха пьет с ними пиво.