Ночь Стилета-2
Шрифт:
«Прекрати палить, ты, мудак, — промелькнуло в голове у Коли. — Беспалый спрятался за „бэхой“. Успокойся и займись им».
А потом что-то обожгло Колину щеку; ухо и левую половину головы словно обложило. Словно кто-то лопатой прорезал, как дерн, половину его мозга и откинул в сторону. Беспалый, взявший Колину голову на мушку и рассуждая о ней в категориях спелого арбуза, чуть качнулся вправо. Они с Бочкой могли начать вести огонь одновременно, и тогда, возможно, Кеше Беспалому удалось бы спасти жизнь Рябому, которого он действительно крепко и по-братски любил. Но когда Беспалый качнулся вправо, свет фар вновь на мгновение ослепил его и Бочка уже успел заварить эту пальбу. Беспалый зажмурился, открыл глаза, слушая оглушительный грохот и понимая, что
Но для него этого явно недостаточно… Сейчас, малыш, погоди, сейчас будет еще.
Потом до Беспалого дошло, что он слышит крик в своей машине — ну конечно, тот самый человек, с которым все должно было быть так хорошо, он ждал, и теперь смертельно напуган, и, наверное, забился на заднем сиденье в угол… Сейчас, малыш, и ты погоди. Сейчас, лишь закончу дело с одним придурком, лишь завалю гада…
Беспалый прицелился. Этот дурацкий слепящий свет автомобильных фар…
Если бы не он, то Беспалому, наверное, удалось бы спасти жизнь Рябому, хотя вряд ли. Те самые серьезные люди, о которых несколько секунд назад так сокрушался Беспалый, были уже рядом. И киллер, единственный и окончательный киллер этой ночи, уже собирался вмешаться, чтобы прекратить эту позорную стрельбу.
В тот момент, когда Бочка с уже ампутированным ухом — нелепое подобие Ван Гога — переключил огонь на Беспалого, Рябой, все же собрав последние силы, прицелился и спустил курок.
— До хера желающих! — кричал Бочка, видимо, отвечая на удачный, оставивший его с одним ухом выстрел Беспалого. — Тварь! Тварь, урою стукача!
И одна из шальных Боткиных пуль успела достать Беспалого, угодив ему в плечо. У пули был смещен центр тяжести, пуля ушла влево, столкнулась с костью и сделала еще один поворот, вырывая клок мяса и чуть не оторвав Беспалому левую руку. И это было еще везением. В принципе подобная пуля могла войти в левое плечо и выйти через правую пятку, намотав на себя попутно все внутренности.
Применение таких пуль было запрещено международными конвенциями. Международные конвенции вообще любили делить орудия убийства на гуманные и антигуманные.
Последние они запрещали. Бочке было на это плевать. Зато Бочке было далеко не плевать, когда две пули, одна — умирающего Рябого, а вторая — серьезно раненного Беспалого, вошли в него. Одна из пуль словно взорвала что-то у него в груди. Вторая вошла в живот, прошла через мякоть внутренних тканей и, потеряв силу, коснулась позвоночника.
Наверное, и Бочка, и Беспалый, и Рябой были бы очень удивлены, если бы им сказали, что с момента первого выстрела, сделанного бесспорным сегодняшним чемпионом Бочкой, и до вот этих самых последних попаданий прошло не более десяти секунд. Это был их Мир, это было их последнее Время, они проживали его на пике, сражаясь, и Время растянулось, стало таким же огромным, как и Мир.
Который, впрочем, вот-вот сожмется до небытия. Потому что ни Бочке, ни Беспалому, ни Рябому уже не суждено было сегодня чему-нибудь удивляться.
Бочка почувствовал, как внутри у него все вот-вот оборвется в бездонную пустоту, тяжело сел, прижав автомат к своей окровавленной груди.
Капли темной крови, попав на раскаленную сталь, начали быстро густеть, набухая.
Такой же густой соленостью начал наполняться рот Бочки. Рябой сделал еще один выстрел, Бочка слабо втянул голову в плечи, но Рябой промахнулся. Коля видел, как тот начал сползать, держась рукой за дверцу «БМВ». Зато Беспалый теперь вышел из-за своего укрытия (такой роскошной «бэхи», о которой так мечтал Коля!) и, качнувшись, направился к нему. Раненую левую руку, согнутую в локте, он прижимал правой к груди. И еще в правой руке у него находился ствол, отливающий тусклой сталью в свете жигулевских фар. Коля хотел отползти из этого пятна света, но не смог и, глядя на приближающегося Беспалого, начал отталкиваться ногами. Автомат вроде бы лег стволом по направлению к Беспалому. Коля все еще не хотел признавать, что это конец. Он поджал ноги, приподнимая коленки, «Калашников» он при этом поддерживал, зажав его между локтями. Ствол автомата ходил; ничего, главное — укрепить «Калашников», уперев его в пах и прижав к внутренней стороне бедра. Автомат соскользнул и уперся стволом в землю. Коля постанывал, но, если бы кто-нибудь прислушался повнимательнее, оказалось бы, что Коля ведет диалог — с собой и с… автоматом. Ничего, сейчас Коля его приподнимет, сейчас. Несмотря на это жжение в нижней части живота, несмотря на ватную слабость рук. Ничего, сейчас. Коля потянулся, взял автомат сверху, за газовую трубку, пытаясь при помощи ноги приподнять оружие, которое весило теперь, казалось, тонну. Коля справился с этим, его рука уже потянулась к спусковому крючку, уже коснулась вороненой стали, но… нога скользнула по чему-то липкому, что на самом деле было Колиной кровью. Бочка чуть качнулся назад, потеряв такое неустойчивое равновесие, автомат снова сорвался. И Николай Бочкарев… заскулил. Он этого не замечал, он лишь пытался снова потянуть оружие на себя.
Беспалый что-то говорил, Коля не мог разобрать что, он лишь пытался поднять оружие, слабо и ворчливо повторяя:
— До хера желающих!
Беспалый приближался. Коля, словно затравленный волчонок, обезумевший от крови, чужой и своей собственной, посмотрел на него. Снова сделал слабую попытку потянуться к автомату. Теперь до него дошло, что кричал Беспалый. Он повторял одну и ту же фразу:
— На хера?! На хера?!
Беспалый подошел на расстояние вытянутой руки. Стало зябко. Запах серы, запах отработанных пороховых газов. И голубоватый дымок, стелющийся над освещенным пятачком.
— На хера?!
Коля лишь поскуливал, мотая головой по сторонам, и по-старушечьи ворчливо нес свою околесицу про «желающих».
Санчес больше не мог тратить времени, выслушивая этот бессмысленный диалог с ключевым словом «хер». Санчес темной молнией появился из-за акации, чье цветение осталось в уже ушедшем лете. Было произведено всего два бесшумных выстрела. Словно сильный насос выплюнул порцию свинца. Беспалый, неминуемый Колин палач, повалился на землю. Глаза Бочки округлились, что, впрочем, было не видно из-за темных очков; в голове Беспалого дымилось аккуратное входное отверстие. Пуля. Пуля-дура… Коля уставился на свою не состоявшуюся сегодня мишень. Все произошло настолько быстро, что Коля даже не успел удивиться, он лишь безвольно фиксировал происходящее. Да в общем-то его воля и перестала быть сколь-нибудь значимой компонентой в новом раскладе. Точно такое же пулевое отверстие имелось теперь и в голове Рябого.
— Постой, — слабо пролепетал Коля.
Они наняли еще одного киллера? На всякий контрольный случай?
«Мент»! Это подлое слово кольнуло мозг Коли, и все начало выстраиваться в какую-то жуткую цепочку. Кто-то знал о встрече мента и Беспалого. Кто-то знал, несмотря на все ухищрения Беспалого с казино, что эта встреча произойдет здесь и в это самое время. Это все понятно. «Кто-то» и сделал заказ, но… тогда получается…
Струйка крови побежала из уголка Колиного рта. Санчес стоял перед ним, его неведомый спаситель или…
«Чего тебе нужно?» — хотел было спросить Коля, но его губы почему-то выговорили:
— Кто ты такой?
Еще мгновение Санчес смотрел на полулежащего перед ним Колю. В крутых фильмах-боевиках на подобный вопрос обычно отвечали: «Неприятности!» или «Я твой самый большой кошмар!», что-то в этом духе. Но Санчес мягко проговорил:
— Я твоя удача.
Никогда не надо портить людям настроение. Особенно перед смертью.
Коля посмотрел в глаза Санчесу — они были темно-карими, но сейчас показались черными. Эти глаза, полные совершенно неземной любви, печали и одиночества, свели с ума не одну женщину. Ведь он сказал: «Я твоя удача»…