Ночь Стилета
Шрифт:
Возможно, Елена из небольшого подмосковного городка Коломна имела крепкую, здоровую жилку, что позволило ей стать прекрасной женой, полностью забыв про собственные амбиции. Так или иначе, Миша Монголец не без некоторого удивления обнаружил, что он счастлив в браке, что живет не в огромных, холодных, напичканных златом и шелками стенах, а в чудесном теплом доме и Елена отвечает всем незамысловатым критериям настоящей жены: она заботливая, понимающая и, представьте себе, экономная хозяйка в доме, она все еще суперсексапильная и умная леди в обществе и несравненная, будоражащая, сладкая шлюха в постели. Да, Миша Монголец был счастлив в браке. На его нередкие любовные связи на стороне жена закрывала глаза, и Миша их не афишировал. Елена уже подарила
Когда в конце той же ковровой дорожки, по которой прошли жених и невеста, появилась тележка с огромным тортом, многие гости восхищенно замерли.
Это был не торт даже, это была какая-то фантасмагорическая скульптурная композиция, подлинное произведение искусства. Мысль о том, что оно будет съедено, выглядела кощунственной и в то же время весьма концептуальной. Торт венчала огромная, запряженная в морского конька перламутровая раковина, в которой возвышались две фигурки — морской божок в развевающемся плаще прижимал к себе хрупкую русалку. Голову морского конька украшали два обручальных кольца, большое и поменьше, в сахарно-глазурных лицах божка и русалки проглядывало портретное сходство с молодоженами. Раковина покоилась на подводных рифах, кораллах, меж которых расправляли свои жирные плавники диковинные тропические рыбы. Островки и гроты из живых фруктов и взбитых сливок, морские глубины из разноцветного желе, кокосовые, марципановые и шоколадные водоросли-деревья, затонувшие корабли из превосходного суфле, пиратские бочонки с ромом — и все это окружал пылающий море-океан. Детская сказка под рукой безумного кондитера превратилась во что-то странное, тревожащее, волнующее, словно отпечаток, слепок с какого-то удивительного сновидения.
По три человека с каждой стороны, одетые так же, как и официанты, обслуживающие свадьбу, толкали эту тележку. Безукоризненно белые перчатки, белые куртки, черные бабочки и черные брюки. Впереди процессии шел еще один, тот, кого назвали церемониймейстером. Все были в театральных масках, странно двусмысленных. Пока они просто шли, и огромный торт плыл меж гостей, приближаясь к молодым. А струнный ансамбль играл скрипичные пьесы Вивальди, и, видимо, основное шоу, обещанное менеджером фирмы «Сладкий мир» Савелием Башметовым, было еще впереди.
Процессия с тортом остановилась прямо перед молодоженами. Два официанта разошлись от тележки в разные стороны. Юная Марина, которую всего пять часов назад объявили женой в загсе Российской Федерации, а потом венчали в церкви по православному обычаю, взяла мужа за руку. Она не сводила глаз с торта, не понимая, что ей делать, плакать или смеяться, — ничего более дикого она в жизни не видела. Потом с некоторым изумлением она проговорила мужу на ухо:
— Тебе не кажется, что кондитер был сексуальным маньяком?
Андрей попытался состроить каменное выражение лица, но все-таки не выдержал и прыснул, прикрывая рот рукой.
— Т-с-с… Девять с половиной недель по-русски… Тихо!
— А этих двоих в раковине видишь? — не унималась Марина. — Дельфин и русалка?..
— Тихо! — Андрей с трудом сдерживал себя, чтобы не расхохотаться, — пафос происходящего и торжественность
— Да? Спасибо. Буду знать. А я решила, что это культ вуду. При виде этих-то куколок…
Церемониймейстер предложил молодым и их самым близким родственникам сфотографироваться рядом с тортом, пока тот еще цел.
— Уверяю вас, совсем скоро от торта останутся только крошки, — пошутил церемониймейстер. Потом подумал и добавил:
— Я не шучу.
Официанты разошлись в стороны, появились фотографы. Прекрасное фото на память — завтра оно попадет во все уважающие себя периодические издания. И коли так — фотография должна быть содержательной и красноречивой. В центре — кулинарный шедевр. По краям — молодые и их семьи, Щедрин, Лютый… Но фотография должна содержать важную информацию — поэтому за спинами Лютого и Щедрина проглядывают их деловые партнеры. Молодые пытаются держаться за руки.
Их все же просят встать по бокам — в центре композиции должен быть запечатлен торт. Марина и Андрей смотрят друг на друга, улыбаются друг другу и расходятся по своим семьям.
— Стоп! — кричит Лютый. — Маришка, иди ко мне! Андрюх, а ты — туда.
Мы теперь — родня! Иди ко мне, сестренка…
Громадная пятерня Лютого ложится на талию Марины — ей придется полюбить старшего брата своего мужа, ведь они теперь родня. И Марина вдруг понимает, что сделать это ей будет несложно, — «Иди ко мне, сестренка»…
Щедрин обнимает зятя. Фотография на память. А гости аплодируют. Они ждут обещанного шоу. Скрипичная музыка барокко звучит в отдалении. И шоу под названием «Свадебныйторт» начинается. Только удачливый менеджер Савелий Башметов, упустивший, однако, свою лошадь удачи, уже никогда не узнает, насколько серьезные изменения были внесены в его первоначальный сценарий.
Игнат Воронов наблюдает за молодыми: Андрей и Марина смотрят друг на друга, потом Марина берет сахарного божка, венчающего торт, мизинцем под ручку, кокетливо гримасничает. Все смеются. Игнат думает о том, какой у нее сейчас замечательный возраст — юная жена, но что-то в ней остается от шаловливого ребенка. В этом возрасте в глазах девчонок есть что-то… Это потом проходит, через некоторое время… Как проходит первая любовь. Потом приходит любовь настоящая, но вряд ли кто-то скажет, какая из них подлинная.
А потом нечто совсем другое вытеснило из головы Игната прежние мысли.
Игнат Воронов не был близким родственником молодых, и его не пригласили сфотографироваться со свадебным тортом. Игнат наблюдал за всем происходящим, находясь в некотором отдалении, и, может быть, именно этому обстоятельству два человека с такой замечательной фотографии окажутся обязаны жизнью. Потому что стая акул подошла уже очень близко, и для всех остальных эта фотография, растиражированная на следующее утро многими периодическими изданиями, окажется последней. Как интересно наблюдать запечатленные улыбающиеся, счастливые лица и знать, что в их распоряжении осталось всего несколько секунд…
Игнат наблюдал за происходящим с некоторого отдаления. Несмотря на предупреждения Лютого, он весело болтал с пассией Монгольца, оказавшейся его соседкой по столу. Ворон умел говорить ни о чем и все попытки своей симпатичной собеседницы выяснить род его занятий отбивал с джентльменской веселостью. Он не особо вслушивался в ее милое щебетание, время от времени кивая, и понимал, что все происходящее вокруг свадебного торта вдруг перестало ему нравиться. Совсем.
Знаки?..
Что происходит, что не дает ему покоя? Тревожность? Конечно, проще всего было бы предположить, что во всем виновато похмелье, — Игнат все еще пил воду, твердо пообещав себе не прикасаться к спиртному раньше пяти вечера. Он посмотрел на часы, на великолепный золотой хронограф «Longines», часы Лютого, — семнадцать часов одна минута. Еще нет, секундной стрелке предстояло пробежать еще четверть круга.