Ночь в награду
Шрифт:
Отец. Вы опасаетесь насилия?
Бася. Мало сказать – опасаюсь. Оно уже было и будет. Один генерал мне так и сказал – сюда все рвутся, чтобы сорвать цветочек. Сорвут, а потом давай топтать ногами. Поэтому я и не даю меня сорвать.
Отец. Я чего-то не понимаю… Как так не даете сорвать?
Бася. А чего тут понимать? Не сплю я с вами, с кобелями. Вот и все. Одного запугаю, другого заговорю, третьего напою, а четвертый и сам не по этой части. Ты учти, голубчик, – красота это моя слабость,
Отец. Нет, уму непостижимо. А как же потом?
Бася. А потом все молчат. Как воды в рот набрали. Ну скажи, кому хочется, чтобы над ним потом вся страна хохотала. И ты будешь молчать, папуля.
Отец. Но ведь в газетах… я сам читал. Там интервью – впечатления о получении награды. И все отвечают… вспоминают о счастливых минутах, о совершенстве вашего, простите, тела.
Бася. На то и газеты, чтобы писать. Вот ты утром получишь от Густава свое заветное колечко – доказательство того, что ты со мной спал, и будешь таскать, не снимая, всю жизнь – в могилу с собой потащишь. Это главнее ордена. А я иногда думаю, почему их жены эти пальцы не отрубили? А жены молчат или еще хуже, как твоя, я видела, как она по телевизору распиналась, слушать противно! Отдает тебя другой бабе и говорит о счастье и радости, ну?
Отец. Это, конечно, неприятно. Но поймите, Маша это сделала ради любви ко мне, она хотела, чтобы мне было лучше.
Бася. А она тебя вообще-то по бабам легко отпускает?
Отец. Вы с ума сошли! Я никогда!
Бася. А сейчас?
Отец. Вы же знаете – это другое, это не имеет отношения к греху, к измене!
Бася. Как вы умеете ловко устраиваться! А мне твою жену жалко было. Я почему к вам не выходила – я телевизор смотрела. Последние новости. Смотрела на ваше семейство и думала, вот сейчас выйду, а ты уже здесь пресмыкаешься. Мне твою жену и твоих детей было жалко.
Бася поднимается, доливает из бутылки в бокал, выпивает, отходит к окну, чуть отодвигает штору.
Отец. Простите меня, Бася, я только сейчас осознал, что был не прав.
Бася. Папуля, не старайся показаться лучше, чем ты есть на самом деле. Я тебе все равно не дам. Лучше насосемся с тобой вдрабадан! У меня настроение такое. Я, знаешь, с выпускного вечера в школе так не насасывалась. Давай – никого дома нет… Только ты моей слабостью не пользуйся. Я, может, даже буду тебе навязываться по пьянке, а ты меня не бери. Хорошо?
Отец. Я обещаю вам, Бася, что не трону вас пальцем.
Бася снова наливает себе, садится на диван.
Бася. Но вот что грустно, папуля…
Отец. Что?
Бася. Чует мое сердце – недолго я продержусь.
Отец. Что вы хотите сказать?
Бася. Сама не знаю – только чую. Или Ахметка переворот устроит и меня изнасилует – он только об этом и мечтает. Или государственный визит меня укокошит.
Отец. Что значит – государственный визит?
Бася. А это значит, что на этой неделе должен американский министр приехать. Читал?
Отец. Не припоминаю.
Бася. Пец говорил, что если не получим от них займа – нашему президенту каюк. И президентский совет уже принял тайное решение – наградить министра нашей государственной наградой. Мной наградить, понимаешь?
Отец. Уверяю вас, он не посмеет. Там у них очень сильное общественное мнение, влиятельные газеты…
Бася. Это не будет объявлено.
Отец. Все равно – он испугается.
Бася. А вот если не испугается? Глаза ему, что ли, выцарапать?
Отец. Я верю, что у вас есть возможности и… скажем, хитрости.
Бася. А если Ахмет сделает переворот?
Отец. В нашей стране нет традиции военных переворотов. Это невероятно.
Бася. Ты добрый, папуля, а вот не понимаешь, как мне страшно. У меня даже образования нет… у меня ничего нет – все деньги Лукреция забирает. Она захочет – выкинет меня на улицу.
Отец. Ну не надо, не надо, успокойтесь… (Держит девушку за руку.) Может, вам куда-нибудь уехать?
Бася. Куда? Где я скроюсь? Здесь хоть полиция. А в другом месте сначала в меня анархисты бомбу кинут, потом матери-одиночки на куски разорвут, а потом – даже подумать противно. Останется от меня котлета… Ой, как мне страшно… Спрячь меня!
Бася разревелась, уткнувшись лицом в грудь отцу, он гладит ее сказочные пышные волосы и сам готов заплакать. Сквозь слезы Бася продолжает свой монолог.
А дом не мой, дом государственный и платья почти все из театрального гардероба. Если бы Пец мне не платил, мы бы разорились, с голоду померли на полном государственном обеспечении.
Отец. Пец вам сам платит?
Бася. Пец моими фотографиями торгует. Подпольно. Для гимназистов и старичков – неприличные картинки. Только я на них одна, без мужиков, ты не думай…
Отец. Послушайте, Бася. У меня есть небольшие сбережения. Они совершенно личные, никто на них не претендует. Может быть, вы согласитесь их у меня взять? Взаимообразно. А потом, когда найдете свое место в жизни, выйдете замуж, тогда и отдадите.
Бася. Милый мой, папуля, добренький. Я бы у другого взяла, у них деньги бешеные, а твои, трудовые, не возьму, ты и не проси. У тебя семья…
Отец. Боюсь, что я уже не нужен семье.
Отец копается в бумажнике.
У меня есть чековая книжка…
Бася заталкивает бумажник ему обратно, и они начинают бороться, но в результате оказываются друг у друга в объятиях…
Бася. Не делай глупостей… не связывайся со мной. Это смерть.