Ночь вампиров
Шрифт:
— Су-уки… — в безысходной злобе застонал Топорок. Припухать таким образом ему еще не приходилось.
Левон быстро подошел к нему и ребром ладони резко ударил по животу.
Топорок охнул и согнулся от боли.
— Здесь надо быть вежливым, — сказал Левон. — Понял? — Он повернулся к Кесояну. — Мы поехали…
Во второй раз за вечер зеленый «москвич», побегав по городу, вернулся к «Экомастеру». Левон вылез из-за руля, открыл заднюю дверцу.
— Выходи.
Клыков —
Клыков огляделся, но угадать, куда приехали, было невозможно — стояла кромешная тьма.
— Шагай, — сказал Левон и зажег карманный фонарик. В его слабом свете Клыков увидел и узнал дом: его привезли к правлению малого предприятия, куда он час назад направил своих людей. Холодный пот прошиб пахана. Выходит, его людей попутали менты! Не требовалось особого ума, чтобы понять: его, Клыкова, переиграли. Он напрягся, собираясь рвануть в сторону. Пусть стреляют, еще неизвестно, попадут ли в такой темноте. Но, предугадывая его движение, Левон, шедший сзади, ткнул в спину Клыкова стволом пистолета. Ткнул так, что стало больно.
— Нэ шалы, я мэтко стрэляю.
Они поднялись по ступеням. В тускло освещенном коридоре их встретил еще один армянин с большой лохматой бородой.
— Проходы, — сказал он и посмотрел на Клыкова вполне дружелюбно. — Тэпер все в сборе.
Хлопнула дверь. Загремело железо запоров.
Клыков вошел в просторную комнату и сразу увидел Топорка, Дусю и Зотова. Они стояли у стены, держа руки за спинами. В двух шагах от них сидели на стульях оба предпринимателя с пистолетами в руках.
— Господин Клыков? — спросил один из них и встал. — Очень рад вас видеть. Я — Кесоян.
— Взаимной радости не испытываю, — ответил Клыков.
Отодвинув плечом Левона, он смело прошел к дивану и сел, закинув ногу на ногу.
— Я вижу, вы человек самостоятельный, — сказал насмешливо Рюмин и тоже встал со стула. — В чужом монастыре со своим уставом… Ну, да ничего, нам такие наглые нравятся.
Бородатый армянин тем временем бесшумно возник за спиной Клыкова и аккуратно, не причиняя боли, но достаточно ощутимо уперся стволом в его затылок.
— Прэдупрэждаю, господин Клыков, — сказал Левон, — после землетрясения Ашот у нас стал очень нервный. Может даже застрелить. Просто так: палэц дрогнет и все. Точка. Он уже так троих убил. И за всех простили. У Ашота справка.
Левон издевался, но Клыков смолчал. Он уже понял: это не милиция. Такой оборот вселял надежду. Где-нибудь да и обнаружится слабина, и ее можно будет использовать.
— Учтите, Клыков, — сказал Рюмин. — Левона надо слушать. Он — строгий.
— Что вы от меня хотите? — спросил Клыков. — Повыпендривались и хватит. Говорите.
— Надеть на него наручники? — спросил Левон.
— Не надо. Пока, — усмехнулся Рюмин. — С дохлого неприятно будет снимать.
— Как мне вас называть, дорогой? — подойдя к пахану, спросил Кесоян. — Господин или товарищ?
— Я сказал: кончайте балаган! — бросил Клыков со злостью. Терять время на фраеров — не уважать себя. — Что хотите?
— Совсем мало. Нам в штат нужны работники. Надежные и послушные. Чтобы не боялись испачкать руки…
Клыков деланно засмеялся.
— Выискал работничков! Да они и в зоне ни разу лопаты в руки не брали.
— Я знаю ваши… специальности. Потому мое единственное требование к нашимработникам — железная дисциплина.
— Ну, ты даешь, спекулянт! — сказал Клыков и сплюнул на пол. — Вон Топорок, у него из железа только фомка и финка. А что такое железная дисциплина? Вы что, большевики?
— Хорошо, — сказал Кесоян спокойно. — Тебе твои люди подчиняются?
— Ну, это другое дело.
— Ошибаешься, Клык. Дело у нас, а у вас — дешевка. Поэтому они будут подчиняться мне. Или я найду других, более понятливых. Усек?
— Иван Софронович, ты слыхал? — насмешливо спросил Клыков, поглядев на Зотова. Чем дольше шел разговор, тем меньше он верил в способность предпринимателей на крутые действия. Попугали, а наступить по-настоящему на хвост — кишка тонка. Не тот закал. На это и стоило нажимать. А уже потом и посчитаться можно по полному счету…
— Дяди шутят, — сказал Зотов, принимая тон пахана. Внутри он кипел злобой: надо же так фраернуться! Откуда здесь объявилась эта орава армян?
— Левон, — попросил вдруг Кесоян, и зловещая нотка прозвучала в его глухом голосе, — объясни, пожалуйста, этим чудакам, что такое железная дисциплина. Хотя бы вон тому недоноску, — он указал на Сухоручку. — Наш милый Дуся все время лыбится, но мало верит, что меня надо слушать, как своего папу.
Левон, покачивая пистолетом, подошел вплотную к налетчику, спросил негромким шипящим голосом:
— Ты знаешь, что такое приказ?
Сухоручка, не скрывая презрительной усмешки, молча смотрел на Левона исподлобья. Маленькие черные глазки его злобно сверкали.
— Так вот, — сказал Левон, — я тебе приказываю: врежь Ивану Софроновичу одну горячую. Правда, ручки у тебя закованы, но ты его ножкой. Ножкой!
— Кончай базарить! — крикнул Сухоручка и оскалил зубы. — Нашел шестер…
Резкий, как удар бича, выстрел оборвал его на полуслове. Изумленно вытаращив глаза, Сухоручка с протяжным воем рухнул на диван, где сидел Клыков.