Ночь ястреба
Шрифт:
Люгер всячески пытался спрятать страх, переполнявший душу, чувство, далекое от того горячего безумства, которое обуяло его тогда в кабине «Старого пса». Тогда он, словно отчаянный игрок, тянул карту, не зная, каков будет результат. Теперь он знал. Результат предопределен, и ждать осталось недолго. Впереди — смерть.
Неужели действительно ничего нельзя сделать? Он старался не смотреть мужчине в глаза, усиленно размышлял. Если они твердо намерены расстрелять его, почему не сделали этого раньше? Зачем настойчиво лечить, держать в больнице — только чтобы затем убить?
Нет, у Советов должно быть что-то другое на уме. Они хотят применить пытки, такой исход зачастую даже хуже самой смерти, в зависимости от
Он, несомненно, приз, его захватили и обязательно попытаются использовать. Они выпотрошат всю душу наизнанку, станут вытягивать из него информацию о Стратегическом авиационном командовании, о «Стране грез» — строго засекреченном военном объекте в штате Невада, который находится под командованием генерала Брэда Эллиота, — там идеи становятся реальностью, теория воплощается в жизнь, создаются образцы вооружений, суперклассные системы. Или, допустим, они постараются узнать, что ему известно о специальном стратегическом плане, который США разработали на случай начала третьей мировой войны.
Люгер осознавал, что он больше, чем приз, он подопытная морская свинка русских, лабораторная крыса, так сказать.
Человек в штатском посмотрел ему в глаза, еле сдерживая улыбку. Он не сомневался, что американец усиленно размышляет. Вот он лежит здесь одинокий на больничной койке, забытый и покинутый своими друзьями, еще что-то взвешивает, рассуждает о своих шансах. Ничего, заговорит, обязательно заговорит. Там, на заброшенной базе в Анадыре, он вел себя просто геройски, но все имеет свои пределы, он не выдержит, сломается. Даже эти янки, хваленые американцы, иногда ломаются поразительно быстро. Люгера ждет та же участь.
Так, а что потом? Потом начнется промывка мозгов. Русский уже предвосхищал события, он думал о дальнейших шагах. В конце концов, это была одна из его «коронок», в подобного рода делах он не раз добивался успеха.
— Пожалуйста. Говорите со мной открыто. Если вы согласитесь оказать помощь следствию, проявите разум и добрую волю, военный суд может учесть это и оказать вам некоторое снисхождение, например, смягчить меру наказания. Вы сохраните свою жизнь. Подумайте. В итоге не исключен вариант, что известят ваше правительство и произведут обмен пленными. Конечно, я не могу что-либо гарантировать — все будет зависеть от вашей готовности к сотрудничеству. Но одно я могу сказать уверенно — сейчас не время молчания, бравад или упрямства, лейтенант. Поймите, вы один, находитесь далеко от дома. Вас уже все покинули и считают погибшим, даже ваш собственный экипаж.
Люгер сощурил глаза, он знал, что это неправда. Эти ублюдки заблуждаются, думая, что они такие умные.
— В чужой, совершенно незнакомой стране вас приговорили к смерти. Вы один, лейтенант Люгер. Будете молчать — сами понимаете, конец неизбежен. Говорите, лейтенант. У вас есть шанс, и, если вы им не воспользуетесь, все будет потеряно, а главное — жизнь. Вы что, не хотите жить?
Нет ответа.
Невозмутимым тоном русский продолжал:
— Я не прошу вас раскрывать какие-либо военные или государственные секреты. Мы уже располагаем о вас достаточной информацией. Честно говоря, я вообще сомневаюсь, сможете ли вы сообщить нам что-нибудь достойное. Так что глупо приносить себя в жертву... по сути из-за ерунды.
Люгер опять не отвечал. Он лишь облизнул языком пересохшие губы, попробовал шевельнуть руками и обнаружил, что это бесполезно — запястья туго стянуты ремешками. Так, теперь не остается сомнений, его определенно хотят пытать. Будь что будет, пошли они все...
— От вас требуется совсем немногое. Давайте просто проверим
Молчание.
— Ну же, не валяйте дурака. Ваш возраст не представляет ценности для Советского Союза с военной точки зрения. Надеюсь, вы хоть это понимаете? Хорошо, раз так, забудьте, что вы военный, вы ведь не нарушаете присягу. Исключительно в интересах Международного Красного Креста скажите: когда вы родились. А? Вы слышите меня, лейтенант?
Внезапно благодушное настроение незнакомца изменилось. Он навис над летчиком, полез во внутренний карман пиджака, достал какой-то крошечный тюбик, повертел его на свету, перед самым носом раненого.
— Догадываешься, что это, лейтенант? Не буду томить тебя, это транквилизатор, — произнес он тихим злорадным голосом. — Вот попробуй-ка на вкус, может, тебе и понравится. — Мужчина отвернул колпачок, помазал жидкость себе на палец, быстрым движением дотронулся Люгеру до верхней губы. Пахнуло холодом, затхлостью и сыростью, едкий травяной запах ударил в ноздри, заслезились глаза. Наркотик, догадался Люгер, вроде нашего ЛСД.
— Так вот, — продолжил незнакомец, — не хочешь по-хорошему, такие штучки заставят говорить любого. Правда, лучше с самого начала не доводить дело до крайностей и проявить благоразумие.
Человек в штатском — Люгер так до сих пор и не знал его имени, а может, ему говорили, да он забыл — отступил на шаг, но глаз с лейтенанта не спускал.
— В общем, будете упорствовать и молчать, прямо скажу — мы потеряем к вам всякий интерес. Если уж очень надо будет, заставим говорить, а нет — так и не нужно. В этом случае вы обречены, умрете от силы дней через семь. Будьте мужчиной, поймите: вы проиграли, и мы поможем вам сохранить достоинство и, пожалуй, жизнь.
Люгер закрыл глаза, стараясь отогнать от себя длинную карусель мыслей, которые вихрем кружились в голове. Он знал, что на него оказывают психологическое давление. Сейчас главное удержаться — ни одно неосторожное слово не должно слететь с уст... Дэйв, мысленно твердил он себе, ни одного звука, лишь слово — и ты уже не сможешь повернуть назад, развяжешь язык, как старая болтливая шлюха. Помни, чему тебя учили, помни отчий дом, друзей — не предавай...
— Приказываю тебе отвечать, лейтенант! — Человек явно сердился. Резкие слова и тон вернули Люгера на землю, карусель в глазах разом остановилась. — Я уважаю тебя как храброго солдата, профессионала и вправе рассчитывать на адекватную реакцию с твоей стороны. Скажи мне только дату рождения, ответь еще на пару безобидных вопросов, и я договорюсь, чтобы исполнение приговора было по крайней мере отложено на месяц. Откажешься — я отдам тебя в лапы громил, что ждут сейчас за дверями. Они не будут относиться к тебе, как к офицеру, военному летчику, для них ты лишь объект, живой кусок мяса, который очень удобно кромсать. Лучше говори. Ради собственного же блага.
Пульс у Люгера прыгал галопом, дыхание было затруднено. Он пытался ухватить каждое слово того сукиного сына, что стоял перед ним, но разум был затуманен, перед глазами плыли неясные картины. Такое ощущение, что нервы оголены, как провода. Сволочи — наверное, накачали его разными лекарствами. Он тяжело глотал слюну, напряженно всматривался перед собой и размышлял, размышлял, монотонно прокручивая в голове одну и ту же пленку...
— Черт с тобой, Люгер, подыхай, если хочешь! — взревел незнакомец. Казалось, он вконец теряет терпение, голос зазвучал хрипло, угрожающе. — Почему я должен тебя уважать, а? Ты вторгся в мою страну, напал на наших людей, ты — мерзавец, посягнувший на чужой дом и добро. Теперь вот лежишь здесь — в тепле, чистоте, уюте, о тебе заботятся, хотя ты этого не заслуживаешь. Ты вообще ничего не заслуживаешь, кроме сурового и справедливого наказания, слышишь? — Человек почти срывался на крик.