Ночь ястреба
Шрифт:
Сволочи, добивают «Старого пса», подумал Люгер. Ормак наверняка пострадал, полкабины снесло.
— Суки! Остановитесь! — Он кричал в полный голос. — Вы ведь расстреливаете их!
Люгер нащупал больной ногой педаль газа, мотор немедленно заурчал — видимо, Макланан или вторая их женщина-офицер Анжелина Перейра не выключили его после заправки. Он снял другую педаль с тормоза, судорожно сжал сцепление, опять нажал на газ, направил бензовоз прямо на проклятый БТР.
Бензовоз дернулся и со скрипом покатился. Он был уже в каких-нибудь десяти метрах от бронетранспортера, когда стрелок заметил его, повернул дуло пулемета,
...Именно в это мгновение град пуль застучал в лобовое стекло, пули разнесли водительское сиденье в пух и прах.
Люгер лежал, уткнувшись лицом в снег, без сознания, а в этот момент неуправляемый автозаправщик несся на полном ходу к БТРу. Пули пробили цистерну, топливо загорелось, пламя огня плотным кольцом окутало машину. Взрыв топлива отбросил, как куклу, лежащего без движения Люгера еще футов на пятьдесят, однако он уже ничего вокруг не видел и не слышал.
Когда он медленно приоткрыл глаза, русский пулемет продолжал поливать «Мегакрепость», левое крыло самолета было обезображено до неузнаваемости, и, как только огонь достиг баков, взрыв огромной силы потряс воздух. Увы, Люгеру так и не удалось заставить пулемет замолчать.
9 февраля 1989 года,
5 часов 31 минута по московскому времени.
Возможно, он промахнулся, а может, бензовоз взорвался на подходе. Он понятия не имел, как все произошло, но так или иначе В-52 погибал. Левое крыло представляло собой сплошное месиво огня и дыма. Венди и Анжелина выбрались из люка, когда «Старый пес» упал на правое крыло, смяв его. От детонации взорвались остальные баки с горючим, гигантский огненный шар поглотил и двух несчастных женщин, и массивный фюзеляж бомбардировщика.
— Патрик! — завопил Люгер. — Где же ты? Катапультируйся, ну...
Мышцы самопроизвольно задергались. Очевидно, начались спазмы. Глотая ртом воздух, Люгер предпринял отчаянную попытку взять себя в руки, но где-то там, внизу, в животе, неумолимо поднималась волна животного страха, который парализовывал тело, душу, сознание.
А потом что-то произошло...
Медленно, постепенно спазмы утихли, он смог ровно дышать. Правда, чрезвычайно ныло тело, и было такое чувство, что пробежал марафонскую дистанцию.
Пальцы не слушались, любое усилие пошевелить ими причиняло боль. Он решил больше не двигаться, лежать тихо и оглядеться, благо, глаза все еще могли видеть.
Люгер лежал в тусклой, слабоосвещенной комнате, видел лампы на потолке, краем глаза мог разглядеть больничные койки. Итак, он находится в больнице. Лейтенант увидел грязно-белые шторки, отделявшие некоторые кровати, несколько подставок с ампулами для внутривенных инъекций — слава Богу, далеко от него. Он уже довольно отчетливо различал поручни у своей койки, и, самое главное, были целы ноги, накрытые одеялом. Вот они, родимые, тут как тут, почти радостно подумал Люгер.
А затем он неожиданно для себя стал различать звуки, они шли отовсюду, слева и справа — охи, вздохи, крики, будто сразу много людей стонут от боли. В дальнем конце дверь, вот сейчас она, наверное, откроется, на шум из палаты прибегут сестра или врач... Но дверь почему-то оставалась
Что это за загадочная больница? Если русский военный госпиталь — тогда все понятно, ему как пленному нечего рассчитывать на особое внимание врачей. А как другие? Они, похоже, здесь свои и кричат на русском. И на них что ли всем здесь наплевать?..
Дрожащей рукой Люгер потянулся к поручню, стал трясти что есть сил, дерево затрещало, поручень соскочил вниз, на простыню... Звуки вокруг усилились, словно все обитатели палаты поняли и захотели поддержать его попытку вызвать сестру.
Несколько минут Люгер ждал. Сестра не приходила. А потом он вдруг на какое-то время отключился...
Короткая передышка оказалась весьма кстати. Прийдя в сознание, он обнаружил у себя достаточно сил, чтобы сдвинуть ноги на край постели. Сначала правая, затем левая нога появились из-под одеяла, он несказанно обрадовался, увидев, что, к счастью, раны не смертельны — полно глубоких шрамов, большие белесые пятна в тех местах, где была сделана пересадка кожи, плотные слои бинта, хотя боли и неприятных ощущений почти нет. Ноги тонкие, как жерди, кожа да кости, но, по крайней мере, все на месте. Он попробовал пошевелить пальцами: с большим трудом, словно в замедленной съемке, они повиновались. Так, ясно. Организм слаб и очень истощен, но тело и конечности двигаются — уже хорошо, хвала Господу.
С чувством облегчения, ощутив прилив бодрости, Люгер свесил ноги с кровати, поставил их на пол. Линолеум был холодный, пальцы чувствовали песок. Усилием воли он заставил себя приподняться, его качало, он чуть не упал, кое-как удалось сползти, колени почти касались пола. Люгер напрягся, набрал воздух, постарался опереться на ступни. Ноги моментально задрожали, стали разъезжаться в стороны... и все же он устоял, удержался, даже выпрямился.
Ура, получилось!
На запястье левой руки Люгер нашел пластиковую карточку пациента, но прочесть что-либо было трудно, не хватало света. На нем надет длинный больничный халат без рукавов, похожий на пончо, из грубой ткани белого цвета, сзади приоткрыт воротник, завязок вроде нет. Ладно, на первый раз довольно исследований, надо возвращаться обратно в постель, наверняка кто-нибудь из персонала заметил, что он встал. Мысль о побеге молотом стучала в мозгу, хотя вряд ли действительно есть шанс — даже если удастся выбраться из госпиталя. Он, скорее всего, все еще находится где-нибудь в Восточной Сибири. Куда бежать? На Аляску? Абсурд.
На мгновение он подумал о «Старом псе» и его судьбе. Удалось ли кому-то из экипажа поднять машину в воздух и выбраться с Чукотки? Или все закончилось еще там, на взлетной полосе? Где Макланан, Ормак, Венди и остальные? Неужели и они тут? Или он один остался в живых? Люгер помнил лишь последние минуты — треск пулемета, взрывы, пламя...
Нет, не верю, они просто должны были выбраться. А вот ему, напротив, не повезло.
Опечаленный Люгер внимательнее окинул взглядом большую больничную палату. Жаль, что у его кровати не висит листок состояния больного, это объяснило бы ему многое. Но в любом случае отчаиваться рано, еще ничего не потеряно.