Ночи дождей и звезд
Шрифт:
— Возможно, женщинам нравятся такие парни. — На лице Димитрия отобразилось полное отчаяние.
— Не верь. Они не только не любят таких, они им даже не нравятся. Это пройдет. Женщины делают глупости, но они не идиотки. Фиона скоро поймет, какое он чудовище. Вопрос времени, когда она прозреет.
Уверенный ответ Вонни Димитрию понравился.
— Что это за старую крысу ты притащила с собой? — спросил Шейн.
— Она была добра ко мне.
— Еще
Фиона сделала шаг к нему, чтобы поцеловать, обнять его, но он, казалось, не очень-то этого хотел.
— Шейн, как замечательно видеть тебя снова. Ты достала денег? — оборвал ее он.
— Извини?
— Денег, чтобы вытащить меня отсюда!
— Но, Шейн, у меня нет никаких денег. Ты же знаешь.
Фиона сделала большие глаза. Почему он не обнял ее?
— Тебе что, нечего сказать? — удивился он.
— У меня есть много что сказать, Шейн…
— Так говори.
Фиона не понимала, почему они до сих пор не в объятиях друг друга, но знала, что надо что-то говорить. Сказать ли вначале хорошую новость или плохую?
— В общем, хорошая новость — то, что звонила Барбара. Совсем рядом с больницей есть неплохие квартиры, и мы могли бы снять одну из них, когда вернемся.
Он недоуменно смотрел на нее.
Фиона быстро продолжала:
— Печальная новость в том, что мы потеряли нашего ребенка. Ужасно, но это случилось. Доктор Лерос сказал, что никаких проблем не будет. Как только мы захотим, можем попытаться еще раз…
— Что?
— Знаю, что ты огорчен, Шейн, я тоже ужасно расстроилась, но доктор Лерос сказал…
— Фиона, заткнись со своей болтовней про какого-то доктора. У тебя есть деньги или нет?
— Извини, Шейн, ты о чем?
— У тебя есть деньги, чтобы вытащить меня отсюда?
— Конечно, никаких денег у меня нет, Шейн, я же сказала. Я пришла увидеться с тобой, поговорить, сказать, что люблю тебя и все будет хорошо…
— Как это все хорошо?
— Шейн… Я займу денег, и мы вернем себе ту квартиру в Дублине и выплатим долг.
— О, Фиона, хватит ныть, Христа ради. Где нам достать залог?
Он все еще не прикоснулся к ней и даже не проронил ни слова о погибшем ребенке.
— Шейн, разве ты не сожалеешь о малыше?
— Заткнись и скажи, где взять денег на залог, — огрызнулся он.
— Я лежала в постели, и наш ребенок просто вытек из меня.
— Это был не ребенок, а обычная менструация. Ты это знаешь, Фиона. Просто скажи, где взять денег?
— Мы спросим у них, Вонни и я, сколько они хотят, и я постараюсь раздобыть… но это не самое главное, Шейн…
— Так что же самое главное? — простонал он.
— То, что я тебя нашла, и то, что я люблю тебя навсегда. — Она смотрела на него, пытаясь разглядеть ответное чувство.
Ничего.
— Я обожаю тебя, Шейн…
— Конечно, — ответил он.
— Так почему же ты не поцелуешь меня?
— О господи, Фиона, хватит про любовь, лучше подумай, где взять денег, — зарычал он.
— Если мы сможем одолжить деньги, то придется найти работу, чтобы вскоре расплатиться, — с воодушевлением заговорила она.
— Если хочешь, ищи работу. Как только я отсюда выберусь, то встречусь с людьми. Надо кое с кем связаться, тогда будет полно денег.
— Разве ты не вернешься в Агия-Анну?
— В эту дыру? Невозможно.
— А куда ты пойдешь, Шейн?
— Поищу тут в Афинах немного, а потом, может быть, подамся в Стамбул. Посмотрим.
— Что посмотрим?
— С кем я встречусь и что они скажут.
Она пристально взглянула на него:
— Я тоже буду встречаться с твоими людьми и поеду в Стамбул и куда угодно с тобой.
Он пожал плечами:
— Если хочешь, но не приставай ко мне с поисками работы и не тяни меня в этот жалкий городишко. Мы уехали из Ирландии, чтобы избавиться от всего этого дерьма.
— Нет, мы уехали из Ирландии, потому что любили друг друга, но никто этого не понимал, они все были против нас, — настаивала Фиона.
— Да ладно, — прервал Шейн.
Этот тон ей очень хорошо знаком. Шейн всегда был таким, когда собеседник надоедал до смерти и ему хотелось от него избавиться. Когда это удавалось, он вздыхал с облегчением и говорил, что кругом столько всяких правил и законов, но почему-то не было ни одного закона против зануд.
Теперь Фиона знала, что надоела Шейну, и начала понимать, что тот никогда ее не любил.
Никогда.
Принять это было почти невозможно для нее, но она поняла, что это именно так. Это означало, что все напрасно: все ее надежды и мечты, все страхи и желания последних нескольких дней, когда она боялась заснуть по ночам, чтобы быть готовой следовать за ним, если он вдруг вернется. Если бы не деньги для залога, он бы ни за что не захотел с ней встретиться.
Она стояла перед ним с раскрытым ртом и широко распахнутыми глазами. Она знала это, потому что видела, как он смотрел на нее.
— Чего рот разинула? — бросил ей Шейн.
— Ты меня не любишь, — произнесла она дрожащим голосом.
— Ох, боже милостивый, сколько еще повторять? Я же сказал, что ты можешь поехать со мной, если хочешь. Просто прошу, чтобы ты перестала ныть. Это что, преступление? Ответь мне.
В углу стояло деревянное кресло. Фиона села в него и обхватила голову руками.
— Нет, Фиона, не теперь. Не теперь, когда надо подумать, что делать. Не время плакать и сентиментальничать. Хватит, ну же…