Ночи и рассветы
Шрифт:
Из-за дворца показались бронемашины, тяжелые танки «Уинстон Черчилль». С высоких башен, мрачные и непроницаемые, смотрели на народ солдаты колониальных войск, невежественные, послушные тирании рабы; стреляя в воздух, они соскакивали с бронемашин, оттаскивали в сторону убитых и раненых и окровавленными руками расчищали путь для тирании…
Бронемашины двигались вниз по улице, мостовая трещала и оседала под тяжелыми гусеницами. Из башенок строчили пулеметы…
Самолеты кружат над городом, пикируют на улицы и площади; бронемашины бороздят мостовые
На здании, где расположен Центральный комитет ЭАМ, над фигурой бородатого партизана, обозревающего площадь Клауфмона, появился огромный плакат: «Когда народу угрожает тирания, он должен выбирать — цепи или оружие!» Цепи были отвергнуты, оружие еще не появилось.
Поздно вечером Космас зашел в редакцию. У входа в типографию усиленный патруль. Спирос читает коммюнике ЭАМ, которое пойдет в завтрашний номер. «…Мы надеемся, что правительства союзных держав, а также само британское правительство осудят грозящие опасными последствиями, безответственные действия господ Липера и Скоби. Долой правительство военных преступников! Мы требуем немедленно сформировать правительство истинного национального единства — без военных преступников, без предателей, без убийц!..»
— Будь на то моя воля, — сказал один из редакторов, с перевязанной рукой, — ничего этого я бы не давал и выпустил бы газету немедленно с одной только фразой: «Граждане Афин, вся Греция — в бой!» И ни слова больше.
Редактор был стар и дрожал от нервного возбуждения.
— Посмотрим… Еще рано, — говорили другие. — Есть надежда, что после всех этих событий правительство наконец подаст в отставку. Сколько крови у него на совести…
Редактора эти ответы не убедили. Но возражать он не стал. Может быть, потому что сам хотел верить в мирный исход и желал, чтобы его недобрые предчувствия оказались напрасными.
VII
На другой день распространился слух, что правительство ушло в отставку.
Был понедельник, город проснулся без обычного шума и оживления — магазины закрыты; словно деревенские кладбища, пустуют рынки и торговые ряды. По Университетской, где еще не высохла пролитая вчера кровь, идет за катафалками народ. Впереди траурные знамена, девушки несут венки. Сколько часов длится это шествие? Из толпы шлют проклятия убийцам. На плошади Конституции народ падает на колени, поет гимн в честь погибших героев. Воздух тяжкий и струится так же медленно, как скорбная мелодия… Снова появляются самолеты, снова чертят грозные, сердитые круги в спокойном фиалковом небе. На перекрестках ожидают танки «Уинстон Черчилль» и бронемашины. Народ провожает в последний путь вчерашние жертвы — снова мирный, безоружный, не прикрываемый ни самолетами, ни танками, ни пулеметами.
— Не исключено, что редакции придется переселиться, — сказал на обратном пути Спирос. — Нужно быть наготове.
Они уже спустились к Омонии, как вдруг услышали взрывы и пулеметные очереди. На улице Афины они снова увидели повторение вчерашнего: прижимаясь к стенам, по тротуарам
— Оружие! — кричали на углу. — Смерть убийцам!
В Центральном комитете ЭАМ шла пресс-конференция для иностранных журналистов.
В переполненном корреспондентами зале вспыхивали и гасли блицы, не смолкали шутки и смех, — все здесь убеждало, что события двух последних дней и двести свежих могил на кладбище не так уж страшны и трагичны, как кажется. Из любого положения можно найти выход, найдут его и теперь. Антифашистская война продолжается, фашизм еще сопротивляется и может преподнести бог знает какие сюрпризы… И разве можно, чтобы в стране-победительнице, между союзниками…
— Именно поэтому, — говорил из президиума мужчина с мягким и добрым лицом. Голос у него тоже был очень мягкий, глубокий, искренний и заметно усталый. — Вы знаете, что именно поэтому мы согласились даже на ливанские условия, мы верили и продолжаем верить в антифашистскую солидарность союзников. Мы глубоко верим в сознательность, в силу и твердость народа. Мы верим…
— До сих пор, — услышал Космас разговор двух английских журналистов, — я думал, что коммунисты фанатичные поклонники войны, теперь я начинаю думать, что они поклонники мира…
— Как бы то ни было, все равно фанатики, — не отрываясь от заметок, засмеялся второй собеседник.
— …Мы хотим обеспечить мир и спокойствие, — продолжает мягкий и тихий голос, — и новую Грецию мы хотим построить мирными средствами. Мы знаем, что наши противники, сотрудничавшие и все еще сотрудничающие с нацистами, провоцируют теперь английских союзников на то, чтобы подавить волю греческого народа. ЭАМ хочет избежать вооруженного столкновения…
— Почему же тогда сегодня утром ваши сторонники кричали на кладбище: «Возмездие! Возмездие!..»? — вызывающе спросил один из англичан.
Зал встретил его вопрос горьким, саркастическим смехом.
— Это было на кладбище, — послышался из президиума другой, строгий голос. — Мы хоронили наших товарищей! Что же, по вашему мнению, мы должны были кричать? Чтобы и нас тоже перестреляли?
Смех в зале стал еще язвительнее, но журналист, задавший вопрос, нисколько не смутился.
— Вы прекрасно знаете, — продолжал объяснять тихий голос, — если бы нами руководило стремление к возмездию, мы давно бы его совершили. ЭАМ имел полную, возможность прийти к власти, но он этого не сделал. Он призывал и призывает все патриотические силы страны к единению.
— Один вопрос! — крикнули из зала.
— Пожалуйста!
— Если будет составлено новое правительство, войдут ли в него представители ЭАМ?
— Мы всеми средствами поддержим правительство, которое возьмется осуществить достигнутые соглашения, настоящее правительство национального единства.
— Верите ли вы, что после вчерашних событий такое правительство может быть сформировано?
На этот вопрос ответили не сразу, судя по выражению лиц, многие члены президиума разделяли скептицизм иностранного журналиста.