Ночная дорога
Шрифт:
Джуд вздохнула.
— Разве?
— У тебя что, очередной плохой день? Я могла бы…
— Ко мне только что приходила Лекси, — сказала Джуд и сама удивилась, что произнесла эти слова вслух. На самом деле она не хотела обсуждать это с матерью — она, черт возьми, вообще ничего не хотела с ней обсуждать, — но сейчас ей трудно было сдержаться. Нервы давали о себе знать.
— Девушка, которая вела машину той ночью?
— Да.
— О боже! Ну и наглость!
— Я так ей и сказала. — Джуд, обессилев, привалилась к стене. — Она хочет, чтобы я присутствовала
— Ты, разумеется, ей отказала. Я бы так поступила.
До нее не сразу дошли слова матери. А когда дошли, Джуд расправила плечи.
— Вот, значит, как.
— Только так.
Джуд оторвалась от стены и подошла к окну. Там она увидела неухоженный, изменившийся сад. Пьянящая голову смесь ярких цветов и умирающей черной листвы. «Я бы так поступила».
— Ты не должна позволить этой девушке снова причинить тебе боль, — сказала мать.
«Миа приняла бы мою сторону».
Мать продолжала что-то говорить, кажется, насчет горя, как будто знала, что чувствует сейчас Джуд, но Джуд ее не слушала. Она двинулась к лестнице, словно пойманная волной. Сама не понимая как, она оказалась у двери в комнату Мии и впервые за много лет открыла ее. Подошла к кладовке, распахнула дверь и шагнула внутрь. Свет включился автоматически. А вот и она, там, где Джуд ее оставила. Коробка, помеченная словом «Миа».
Тонкий слой пыли свидетельствовал о том, что Джуд давно здесь не бывала. Ей понадобились годы, чтобы найти силы упаковать эти вещи. А когда она это сделала, то сил на воспоминания уже не хватило.
— До свидания, мама, — сказала Джуд и дала отбой, уронив трубку на ковер.
Она опустилась на колени и открыла коробку. Внутри лежали тщательно сложенные вещи, скопившиеся за короткую жизнь Мии. Школьные альбомы. Призы за футбол и волейбол. Старая розовая балетная пачка, когда-то сшитая для шестилетней девочки. Толстовки с логотипом Южнокалифорнийского университета. Раздетые куклы Барби и пара потертых белых детских туфелек. Все, кроме дневника, который так и не нашелся.
Джуд вынимала каждую вещь, нюхала, прижимала к лицу. Она проплакала не один год, но эти слезы почему-то казались особенно горючими, они жгли глаза и щеки. На дне коробки лежала фотография в рамке, на которой Миа, Зак и Лекси небрежно обнимали друг друга. Они весело улыбались.
Ей показалось, что еще немного — и она услышит их смех…
«Миа приняла бы мою сторону».
Как ни странно, эта фраза вернула ей дочь, словно та появилась в дверях, сказала: «Привет, Madre» — и рассмеялась. И это была не Миа из обрывочных воспоминаний, а Миа наяву, с ее потрясающей улыбкой, с удивительным чувством стиля и трогательной неуверенностью.
Миа действительно приняла бы сторону Лекси. При мысли о том, что сказала бы ее дочь, Джуд устыдилась до глубины души. Мать взывала к самому дурному, что было в Джуд: «Ты, разумеется, ей отказала». Лекси же взывала к самому чистому:
«Когда-то вы были лучшей матерью в мире».
Воспоминания атаковали ее одно за другим, а Джуд слишком устала, чтобы им сопротивляться. Она вспомнила Мию, какой та была в выпускном классе — тихая, задумчивая девушка восемнадцати лет, даже не представлявшая, в какую красавицу превратилась; она впервые тогда влюбилась, и ее сердце разбил мальчишка. Эта девушка любила безмерно и находила радость в простых вещах — старой мягкой игрушке, диснеевском мультике, объятиях матери.
От этой мысли у Джуд что-то внутри сломалось, словно мышца отделилась от кости.
«Привет, Madre, как прошел день?»
Оба ее ребенка считали, что прекрасно говорят по-испански после первого года обучения. Это ее жутко смешило, и они это знали.
Она долго так просидела, впервые за много лет вспоминая Мию — по-настоящему вспоминая, — и эти воспоминания о дочери помогли ей вернуть потерянное в себе. И тогда она до слез, до нервной дрожи устыдилась того, во что позволила себе превратиться.
Джуд не знала, сколько там пробыла.
Наконец она взглянула на часы и с удивлением обнаружила, что пора забирать Грейс из детского сада. В былые дни она вообще могла забыть о внучке. Так бы и просидела несколько часов в кладовке, может быть, даже задремала. Но сейчас она спустилась вниз, взяла ключи от машины и поехала к «Глупому мишке», не опоздав ни на минуту.
— Привет, бабушка, — сказала Грейс печально, и Джуд сразу вспомнила слова Лекси: «Она вас боится».
Во время короткой поездки домой Джуд наблюдала за внучкой в зеркало заднего вида.
Девочка очень была похожа на Мию, но впервые Джуд испытывала боль не от похожести, а, наоборот, от различий. Миа и Зак постоянно смеялись, болтали, исследовали свой мирок, как парочка миниатюрных магелланов, уверенных и радостных, убежденных в том, что их любят.
Джуд припарковала машину и помогла внучке выйти. Грейс поскакала к дому.
— Хочешь поиграть в какую-нибудь игру? — спросила Джуд, подходя к ней.
Грейс посмотрела на нее с явным удивлением.
— Ты будешь со мной играть?
— Конечно.
— Здорово! — Грейс побежала в дом, в свою комнату, и уже через несколько мгновений появилась вновь, держа в руках ярко раскрашенную коробку «Парашюты и лесенки». — Готова?
Джуд прошла вместе с Грейс к столу.
— Ты мне сегодня показалась какой-то тихой в детском саду, — сказала Джуд, двигая вперед свою фишку.
Грейс пожала плечами.
— Почему?
Грейс снова пожала плечами.
— Мама Джейка принесла угощение.
— И тебе ничего не досталось?
— Нет, досталось немножко. — Грейс уставилась на доску.
— А, — сказала Джуд, наконец поняв. — Его мама принесла угощение.
— Все мамы иногда приносят что-нибудь сладкое.
Джуд откинулась на стуле. Что тут удивительного? В течение восемнадцати лет она сама была мамой, которая привозила угощение. Она была мамой, которая присутствовала на вечерах, экскурсиях, везде-везде. А вот для своей внучки она ни разу не сделала ничего подобного.