Шрифт:
ГЛАВА 1
О забывчивых людях иногда говорят «дырявая память» или «дырявая голова». Она с полным правом могла сказать о себе и то и другое, потому что ничего не помнила и в ее голове действительно зияла дыра.
Самая настоящая дырка величиной с пятицентовую монету. Размеры ее на первый взгляд невелики, однако при определенных обстоятельствах могут показаться огромными. Отверстие-пропасть. Отверстие-бездна.
Прошло уже несколько минут, а она по-прежнему не понимала, почему до сих пор жива. Все началось с паутины, возникшей перед ее глазами в самом центре ветрового стекла. Гигантская паучья сеть, соткавшаяся из воздуха за долю секунды, заслонила горизонт и сдавила ей тело железными оковами. Минула целая вечность, прежде чем она сообразила, что причудливые, расходящиеся веером тонкие линии на стекле — результат проникновения летевшей с огромной скоростью пули, которая предназначалась для ее головы. Сначала вспыхнула радость: если она видит дырку, значит, в нее не попали! И только потом родилось странное ощущение, будто в ее черепной коробке оказалась банка с золотыми рыбками. В зажатом между ушами сосуде что-то плескалось: «плюх-плюх», словно голову заполнила вязкая жидкость, сотрясаемая обезумевшими, бьющими во все стороны плавниками рыбками.
Она не осмеливалась оторвать руки от руля и поднести их ко лбу или вискам, поскольку ей казалось, что пальцам откроется что-то ужасное. Точнее, она боялась нащупать отверстие. Воронку, которая засосет палец по вторую фалангу. Однако ей совсем не было больно, хотя тело налилось тяжестью, как при подъеме в скоростном лифте, который возносит на двадцатый этаж за несколько секунд.
Еще она чувствовала, как, огибая правое ухо, по шее стекает тонкий ручеек, устремляется вдоль позвоночника и теряется на бедрах, в том месте, где их перехватывает резинка трусиков.
— Я не умерла, — шептала она, — и даже не испытываю боли!
Ей захотелось опустить стекло, просунуть голову в окно и рассмеяться в лицо своему обидчику, но она сообразила, что даже не знает, кто в нее стрелял.
Единственным образом, проступившим в ее памяти, была постепенно приближающаяся пуля. Прежде чем вонзить ей в лоб свое жало, пуле пришлось бесконечно долго буравить себе путь в желеобразном воздухе. Так по крайней мере ей казалось. Она и сейчас видела перед собой неумолимо надвигающуюся на нее блестящую металлическую округлость.
Она с удивлением обнаружила, что на кончике крошечного снаряда отразилось ее лицо, искаженное кривизной, словно в зеркалах, которые устанавливают в «комнатах смеха» на ярмарках. Увидев свои черты, постепенно проявляющиеся на сверкающей поверхности, она едва не поддалась соблазну воспользоваться этим импровизированным зеркальцем для того, чтобы подправить макияж.
Круглый зеркальный осколок, с томной медлительностью перемещавшийся в пространстве.
Она вздрогнула. Конечно, образ приближающейся пули существовал лишь в ее воображении. Если бы полет действительно занял столько времени, она успела бы наклонить голову. Почему же она этого не сделала?
Однако, вопреки здравому смыслу, ее не покидала уверенность, что пуля продвигалась к ее лицу как сонная муха, с трудом преодолевая невидимую студенистую массу.
«Идиотизм, — подумала она. — Теперь из-за этой дурацкой дырки в голову будет лезть всякая чушь. Придется привыкать. Пуля не может тащиться, как…»
Женщина закусила губу, не в состоянии произнести слово, которое готово было сорваться у нее с языка. Она изо всех сил старалась вспомнить, как именовалось маленькое, покрытое слизью животное с втягивающимися рожками и собственным домиком на спине. При перемещении оно оставляло за собой поблескивающую слизистую дорожку… Черт! Какое же у него название? Французы едят его с чесночным маслом… Мерзость!
Внезапно она осознала, что все ее усилия ни к чему не приведут. Пуля, проникшая в мозг, выдавила оттуда имя животного, и оно разбилось вдребезги, словно стеклянный шар, соскользнувший с ветки новогодней елки. Уничтожено… стерто. Возможно, та же судьба постигла и другие слова, но она узнает об этом, лишь когда в них возникнет нужда. Какая досада! Особенно если это произойдет на людях.
Ее захлестнула жаркая волна ненависти к остренькому кусочку металла, в котором она успела разглядеть свое изуродованное лицо, похожее на вытянутую лисью мордочку. Несколько секунд стальная головка пули находилась так близко, что молодая женщина сумела не только различить наметившиеся в уголках глаз морщинки, но и вспомнить, что к тридцати годам большинство ее приятельниц успели уже дважды сделать себе подтяжку.
За мгновение до этого была вспышка, взрыв. Из дымного облака вылетел маленький хищный снаряд, а еще раньше (она хотела сказать: до выстрела)… перед машиной возле капота внезапно выросла чья-то фигура. Больше она ничего не помнила. Ни своего имени, ни адреса, ни рода занятий.
Обрывки мыслей ускользали от нее подобно маленьким юрким рыбкам, барахтающимся в лужице посреди осколков аквариума. Их невозможно поймать, они бьются в руках, не понимая, что им пытаются спасти жизнь. Так и воспоминания, отвратительно скользкие, просачивались между пальцами, и она не могла удержать их в голове, которая опустошалась с каждой минутой.
Нужно было что-то делать, но что? Заткнуть зияющую во лбу дыру пробкой? У нее не хватило бы на это мужества.
Она выключила зажигание. Руки, которыми она уже не управляла, механически выполнили свою работу. Машина остановилась на огибающей холм узкой пыльной дороге. Открыв дверь, женщина бросила взгляд в зеркало заднего вида. Ей было трудно узнать себя. Из зеркала смотрело жалкое создание: очень бледное, со слипшимися от крови волосами, для которого самым разумным сейчас было поскорее обратиться за помощью и за чью жизнь никто не дал бы и ломаного гроша.
Отвернувшись в растерянности, молодая женщина напряженно соображала. Это не она, нет… Тогда кто? Незнакомка? Та, в которую недавно стреляли? Неприлично так ее разглядывать, нехорошо. Нездоровое любопытство. Несчастная девица с продырявленной башкой. Кто теперь о ней позаботится?
Пошатываясь, она ступила на землю. Боли по-прежнему не было. Мелькнула мысль: «Если рана не причиняет страданий, значит, ничего серьезного». Она подняла голову, пытаясь определить, где находится. На вершине холма возвышались огромные белые буквы из бетона или металла — она не поняла. Установленные с легким наклоном, они складывались в слово «Голливуд». Молодая женщина невольно задала себе вопрос: что бы это значило? Она готова была поклясться, что прежде никогда его не слышала. Голливуд… Порывшись в памяти, а вернее, в треснувшей банке с золотыми рыбками, которая отныне заменяла ей мозг, она так ничего и не нашла.
Прикосновение пальцев к дверце автомобиля не вызвало никаких ощущений: ни холодно, ни горячо. Ничего. Механическое препятствие. Тупое сопротивление. Все впечатления об окружающих ее предметах стирались, пропадали бесследно, словно кто-то поворачивал один за другим переключатели, находившиеся в ее голове.
Она представила, как невидимая рука опускает рычаги, управляющие освещением в театре. Сначала в сумерках исчез зрительный зал, потом колосники, сцена. Только из-за кулис еще пробивался слабый луч, освещая рабочему выход из здания. Молодая женщина еле удержалась, чтобы не попросить его немного подождать. Ночной мрак всегда вызывал у нее ужас.