Ночная няня и кошачья магия
Шрифт:
Пётр Иванович лишь рот раскрывал, будто рыба в когтях Вольдемара. Наконец, он схватил несчастную птичку и сжал в кулаке непросохшую глину.
– Не судите по себе, драгоценный! – крикнул ему вслед Платон под жизнерадостный гогот класса.
Когда отсмеялись, учитель сказал:
– Извините, милые леди и поэтические джентльмены. После таких коллизий читать возвышенные стихи как-то даже неловко. Поиграем сегодня в игру. Придумайте мне двадцать рифм на слово… Ну, скажем, шутка!
Урок по физической культуре тела обошёлся
А вот потом шутки кончились. И Сона была готова вновь усыплять восставших зомби, вывозить на кладбище вурдалака, общаться с королевскими дознавателями, только бы не репетировать постановку «Чаровница Лелея»!
8. Баламут во всей красе
Граф Машальский был театралом и содержал приличную труппу. На его спектакли в столице съезжался весь высший свет империи. В Альхенгофе же публики было меньше, и концерты давались в семейном кругу, по-душевному, как писали в газетах.
Сцена и зрительный зал размещались в особой пристройке, с тщательно продуманной отделкой стен, создававшей уникальную акустику. Иногда Соне казалось, что звук обволакивает её со всех сторон, заключает в кокон из нот и охраняет от неприятностей.
Она всегда приходила пораньше, с разгону садилась за клавесин и наигрывала разные арии, даже мычала под нос слова, не позволяя голосу улетать в запредельные дали.
Вот и сейчас, пользуясь тем, что хористы её потока отмываются после игры в волейбол, Сона с вороватой улыбкой опустила руки на клавиши. Пропела ариозо Лелеи, самый любимый момент, когда воинственная чаровница, ещё не влюблённая в колдуна, поёт о подвигах во имя страны.
– Прочь смятение, ужас прочь! Я одолею вас навсегда! И спасу королевство от гнева богов! – как заклинание повторяла Соната, стараясь не выпустить голос на волю.
Она пела украдкой, вполсилы, оглядываясь по сторонам. Внезапно в зале сгустились сумерки, за кулисами кто-то зашевелился, магический свет мигнул и погас.
Соната испуганно подскочила, выставив руки вперёд. Она знала: против того, кто пришёл, бесполезно применять усыпление. Он схватит её, разорвёт на части и снова исчезнет во мгле. Ей даже почудился чёрный туман, идущий из зеркала на стене, и Сона зашептала последние строки, будто молитву господу:
– Прочь страх, прочь ужас… Дедушка, помоги!
– Вот же драконья отрыжка! – кто-то громко ругнулся в кулисе. – Это, оказывается, выключатели. А где включатели, хотел бы я знать? И почему воняет горелым?
Кто-то свалился со сцены, запутавшись в бархате занавеса, замахал руками, как крыльями, пытаясь освободиться. Свет телектрофона пробился сквозь кокон, озаряя фигуру монстра, потом кто-то икнул. И чихнул. И высунул кудлатую голову:
– Привет, Соната! Прикольно поёшь. А у меня тут что-то замкнуло. Не знаешь, где запасной генератор?
– Баламут! – возмутилась Сона. – На кой ляд тебя принесло?
Киря расправился с сорванным занавесом и закинул его за плечо, словно плащ. Скептически осмотрел Сонату:
– Напугал? Так я не нарочно. Хотел камеры наладить, чтоб снимать задний план. Заслушался и ткнул не туда. А зачем ты прячешься, Сона? Ты же сделаешь всех канареек в лицейской оранжерее!
– Заткнись! – приказала Соната. – Если кто-то узнает, Киря…
Кулаки сжались сами собой, но договорить она не успела. Послышался топот и смех, и звонкий голос Катрины спросил:
– Если кто-то узнает – что?
Кирилл посмотрел на Сону, непонимающе вздёрнул плечи. И склонился перед Катриной Фроловой, картинно взмахнув плащом:
– Что я опять накосячил, принцесса. Проводку сжёг, занавеску порвал! У меня сегодня в копилке два предупреждения от педагогов.
– Жесть, – сказал Владислав, оценивая разрушения. – А репетировать как?
– При свечах, – обрадовался Кирилл. – Это готично и жутко, в самый раз для пепельных колдунов. Я вот, кстати, плащик надыбал, примерите, ваше кошмарие?
– Шут! – отмахнулся Аскаров. – Натуральный гороховый шут.
И взялся распутывать Кирю, издававшего стоны и завывания.
Задержавшийся на педсовете Калюгин лишь глубоко вздохнул:
– Чем тебе занавес не угодил? Ладно, обойдёмся без правой кулисы. Соната, сходите за свечками, в подсобке наверняка есть запас. И захватите иголку с ниткой: пока хор распоётся, мы с вами зашьём.
Подсобка находилась в центральном корпусе, и Сона ускорила шаг. Она знала, что в этот момент её проклинают все девочки хора: делать что-то вместе с Платоном было пределом девичьих мечтаний.
В помещении было темно и пыльно, и снова пахнуло старым театром: в прежние времена здесь хранились краски, отрезы материи и доски для декораций. А ещё почему-то запахло воском. Сонате сделалось жутко, она полезла за телектрофоном – подсветить фонариком стеллажи, но в дальнем углу вдруг мигнул огонёк, послышались чьи-то шаги. Девочка укрылась за стеллажом, борясь с подступающим криком. Морг, милый морг, где же ты? Такое уютное место! Никаких страшилок по тёмным углам, простые, понятные зомби, охотно засыпавшие по приказу!
В подсобке вдруг стало светлее: на противоположной стене проявился оранжевый прямоугольник. Ситцевая драпировка, которой были обиты доски, приподнялась, открывая проход, и оттуда, с красной свечой в кулаке, выбрался герр Смирноф. Следом за ним шёл сторож Арнольд.
Конец ознакомительного фрагмента.