Ночная охотница
Шрифт:
– Ох, – сказала Настя, глядя на Амбер и видя вместо нее освещенные залы королевского дворца, заполненные прекрасными, великолепно одетыми людьми; видя среди них себя, столь же прекрасную, как и они, столь же счастливую, как и они… – Ох, – только и сказала Настя.
Четыре часа и одиннадцать магазинов спустя обессилевшая Настя рухнула на бархатные подушки кофейни «Шехерезада». Хозяин заведения знал, кто его гостьи, поэтому провел Настю и Амбер в дальний зал и задернул занавески, дабы никто не беспокоил девушек.
– Ты довольна? – спросила Амбер, имея в виду покупки.
– Я в раю, – устало проговорила Настя, откидываясь
– Что? – не поняла этой скороговорки Амбер.
– Деньги. Я потратила…
– Забудь, – сказала Амбер. – Не думай о деньгах. Ты гость.
– Я гость, – повторила Настя, стараясь не просто улыбнуться, а счастливо улыбнуться. Наверное, у нее не очень получалось, потому что одновременно Настя вспоминала слова Смайли: «Королевская семья хочет зафиксировать ваши отношения. По крайней мере, король хочет». Это значило, что какие-то другие члены королевской семьи не очень хотят фиксировать отношения Насти и Дениса. Поскольку на сегодняшний день Настя знала всего двух лионейских Андерсонов – Утера и Амбер, – получалось, что Амбер и есть те «другие члены королевской семьи». Они, то есть она хочет, чтобы Настя была просто гостем в Лионее, и никем больше. «Да ради бога, – хотелось сказать Насте. – Я к вам в родственники не набивалась. Гостья так гостья. По крайней мере, о деньгах мне разрешили не думать, значит, не будем о них думать. И вообще, сдались мне эти зафиксированные отношения… Может быть, я сама их не хочу. А чего я хочу? Я сама не знаю, чего я хочу. Хотя нет, одно я знаю наверняка – я безумно хочу снять сапоги и пошевелить пальцами ног. И все? Нет, не все. Чего-нибудь сладкого. И еще – вернуться в «Оверлук», еще раз примерить то платье, и чтобы Армандо его увидел…»
Армандо. Вот, кстати, еще одна проблема – без пяти минут невеста Дениса Андерсона почему-то совершенно не хотела думать о Денисе, который, на минуточку, в это самое время подвергался жуткой опасности, висел на волоске и все такое прочее. Но про Дениса не думалось, думалось про кого угодно, хоть про того же Армандо. Это было очень неправильно, и где-то в глубине души Насте было немного стыдно. Но только в глубине души.
Хозяин кофейни, похожий на джинна из арабских сказок – огромный, лысый, с горбатым носом и кривыми страшными зубами, – лично принес кофе, что-то почтительно проговорил, обращаясь к Амбер, и, пятясь, вышел за занавеску.
– Ну, – сказала Амбер, вдыхая аромат. – Теперь расскажи мне.
– Расскажи – что?
– Расскажи про него. Как он?
Вопрос с неожиданной меткостью поразил ту самую глубину души, и Настя ощутила себя в ловушке.
– Про него? Про Дениса? – растерянно переспросила она.
– Про Дениса? – в свою очередь удивилась Амбер. – Нет, про Дениса неинтересно. Про Иннокентия интересно. Про Ка-Щи, Кащея, Вечного узника.
– А что можно рассказать про Иннокентия? – еще более растерялась Настя. – И почему тебе неинтересно про Дениса? Он же твой…
– Брат, я знаю, – сказала Амбер. – Неинтересно, потому что ты его видела давно. Полгода прошло. Что ты можешь рассказать? Неинтересно, потому что я его и так знаю. Неинтересно, потому что он сам виноват. У него не было ответственности. Он не думал об отце, о Лионее.
– Может быть, он думал, – предположила Настя. Слова Амбер звучали как-то уж слишком жестко по отношению к родному брату. – Думал, но как-то по-другому…
– Не надо думать по-другому. Надо думать правильно. Надо было думать о себе как о наследнике престола. В Протоколе записано… – Тут она спохватилась, словно вдруг вспомнила, что находится не на заседании трибунала по поводу преступлений Дениса, а всего лишь в кофейне, а рядом – не Большой Совет, а всего лишь Настя. Всего лишь гостья. Без перспектив обретения официального статуса.
Амбер
– Впрочем, я надеюсь, что все будет хорошо, – сказала она с улыбкой. – Все будет хорошо с Денисом. Ведь ты скучаешь по нему?
– Да, – сказала Настя, разглядывая вышитый золотом узор на подушках. – Скучаю.
На самом деле она не скучала и не могла скучать по Денису, потому что попросту не помнила его. Большинство связанных с Денисом воспоминаний сожрал запущенный под кожу Насти червяк-беспамятник, а те, что остались, были похожи на фотографии, но не на такие, как у Смайли – яркие, глянцевые, – а старые, выцветшие снимки в царапинах и пятнах. Фотографии, на которых иногда неразличимы лица и выражения этих лиц. Она помнила, что в жизни у нее был такой Денис Андерсон, но помнился он именно как факт биографии, и уже много недель Настя не могла воскресить Дениса как живой образ, не могла вспомнить, что же именно в этом человеке заставляло ее сердце замирать, а губы расплываться в дурацкой влюбленной улыбке.
Тем не менее она сказала:
– Скучаю.
И застыла, глядя на черный круг кофе в своей чашке и думая о том, как быстро глянцевая лионейская жизнь привела ее ко лжи, не к такой лжи, которую произносят ради спасения, а ко лжи необязательной, которую произносят ради… Ради того чтобы выглядеть лучше в глазах человека, которого ты едва знаешь? Который вряд ли когда-нибудь станет твоим другом?
Да, именно ради этого. Задай Насте такой вопрос Филипп Петрович месяц назад – она не стала бы врать, задай его Смайли десять дней назад – она не солгала бы. А теперь…
– …ты быстро адаптировалась.
– Что? – встрепенулась Настя.
– Я говорю – ты уже, наверное, адаптировалась. Здесь, в Лионее. Привыкла?
– Не совсем. Но я начинаю привыкать.
– Хорошо, – кивнула Амбер. – Ну так расскажи мне о нем.
– Об Иннокентии?
– Да. Он меня очень интересует.
– Интересует? Почему?
– Обаятельный мужчина. Нет, шучу, – Амбер широко улыбнулась, и Настя улыбнулась в ответ, не так широко и не так искренне. Хотя, возможно, проблемы с искренностью были не только у Насти, просто Амбер Андерсон с рождения была частью глянцевой лионейской жизни, и ее навыкам в искусстве лицемерия можно было позавидовать.
– Шучу, – сказала Амбер. – Он неплохо выглядит для своих лет, но – абсолютно не мой тип. Просто раньше этот Иннокентий был довольно опасен. Сейчас – кто знает? Вот мы и хотим разобраться.
– Разобраться?
– Решить, что с ним делать дальше.
– И поэтому вы держите его в отеле под домашним арестом.
– Вот именно – под домашним арестом. В отеле, не в тюрьме. Не в подвале. По-моему, ты нашла его именно в подвале?
– Да, – сказала Настя. Воспоминания о холодном подвале в особняке Михаила Гарджели, о том, что ее туда привело и что ее оттуда вывело, не относились к разделу приятных. Куда с большим удовольствием Настя бы рассказала, как летом после десятого класса ездила с подругой на Азовское море, но эта история не имела отношения к судьбам человечества, а стало быть, не интересовала Амбер Андерсон.
И поэтому Насте снова пришлось спуститься в подвал особняка Гарджели, и, хотя на этот раз все происходило исключительно на словах, мурашки по спине бегали самые настоящие.
Начинать пришлось не с подвала, а все с того же злосчастного дня шестого сентября, когда Настя потеряла сначала Дениса Андерсона, а потом и себя. Благодаря некоторым медикаментам и червю-беспамятнику, в рассказ о событиях своей жизни с сентября прошлого года и до марта нынешнего Насте теперь приходилось постоянно вставлять слова «наверное» и «вроде бы»; как будто говорила она не о себе, а пересказывала события давно виденного и не слишком понравившегося фильма.