Ночная охотница
Шрифт:
– А почему вы спрашиваете?
Правильнее было бы спросить – а почему вы остановились, ибо Леонард всегда был в делах и перемещался по коридорам и лестницам запущенного профсоюзного санатория будто сквозняк, отмечающий свой путь хлопающими дверями и форточками, но сам упорно остающийся невидимым; и уж тем более не останавливающийся посредине коридора ради разговора по душам с недавно нанятым сотрудником.
– Потому что ты мне нужен весь, – жестко сказал Леонард. – Твоя голова, твои руки, твоя память. Почитай контракт, там
– Проблема… – Покровский уставился в пол. – Проблема…
– Со временем ты привыкнешь, – сказал Леонард, не дожидаясь ответа, и Покровский вздрогнул. – Это твоя новая работа, к новой работе надо привыкнуть. К такой работе – тем более. Но лично я буду рад, если твои моральные страдания закончатся побыстрее. Я могу что-нибудь сделать для этого?
«Вернуть меня на десять лет в прошлое», – подумал Покровский.
– Не думаю, что это хорошая идея, – Леонард посмотрел на часы. – Еще есть какие-нибудь идеи? Позвонить родителям? Встретиться с девушкой? С друзьями? Я бы отпустил тебя на пару дней ради такого случая…
Покровский задумался. Звонить было некому – отец умер пять лет назад, мать еще раньше. Встретиться с девушкой? Возможно, если заранее заказать девушку в соответствующей конторе; последнее время (а тем более в последний год) образ жизни Покровского не способствовал длительным романтическим отношениям. Равно как он и не способствовал появлению новых друзей и сохранению старых.
– Я вот думаю… – сказал Покровский после мучительной паузы, во время которой он осознал свое абсолютное одиночество на этом свете. – В прошлом году, под Волгоградом…
– Проще завести собаку, – перебил его Леонард, хмурясь. – Она тоже будет лизать тебе руки, причем просто за то, что ты ее кормишь.
– Нет, – сказал Покровский. – Не надо мне руки лизать, просто это была моя ошибка, мой выстрел… Я хотел сбежать, выкрутиться, и он из-за меня мало что умер, так еще и вечное рабство получил у этого… У цыгана.
– Ну и что ты хочешь от меня?
– Вы знаете, чего я хочу.
– И почему ты думаешь, что я могу это сделать?
– Мне так кажется. Мне кажется, что вы можете многое.
– Если это не дешевое лизоблюдство, то я королева Виктория, – сказал Леонард, очевидно ожидая от Покровского что-нибудь адекватно остроумное в ответ; но Покровский упрямо и безыскусно твердил об одном и том же.
– Так как насчет этого парня? Его звали Сахнович. Эдик Сахнович.
– Ты и фамилию запомнил…
– Мы целый год проработали вместе, так сказать, в одной фирме, – невесело пошутил Покровский. – «Цыганское счастье» называется. Так что если кто-то и может называться сейчас моим другом…
– Хватит, я понял, – сказал Леонард и посмотрел
– Ладно.
– К одной девушке.
– Ладно.
– Зовут Елизавета.
– Ладно.
– Надо, чтобы она… В общем, расшевелить ее. Локстер знает детали.
– Хорошо, – кивнул Покровский, хотя задание «расшевелить девушку» показалось ему немного странным. Совсем немного. Чем больше он общался с Леонардом, Локстером и прочей компанией, тем реже он употреблял – вслух или про себя – слово «странно».
– И еще… На всякий случай, – Леонард бросил это уже на ходу, через плечо. – Не надо с ней целоваться.
– А?
– Даже если она будет настаивать. Локстер знает детали.
Локстер и вправду знал детали. Он привез Покровского в небольшой городок, что забился в дальний угол Тульской области. По улицам уже кое-где сухой россыпью лежал снег, но подростки все так же беспечно раскатывали на трескучих мопедах, а на скамейках у подъездов сидели плечом к плечу бабушки в пуховых платках, готовые пережить и зиму, и еще чего похуже. Тусклые краски городка можно было списать на позднюю осень, но у Покровского возникло ощущение, что дело тут не только во времени года; ему показалось – а он вообще-то не был склонен к поэтическим образам, – что это место застряло во времени или, точнее, время забыло про этот город, оставив его в точке, отстоящей от сегодняшнего дня лет на двадцать.
Однако жители, похоже, ничего подобного не чувствовали и жили своей обычной жизнью, которую совершенно не нарушило появление локстеровской иномарки с дипломатическими номерами.
Двор, в который они заехали, был не то чтобы грязен, а скорее запущен. Кусты разрослись так, что закрывали окна первого этажа и затрудняли проход к подъезду, деревья стучали голыми ветками по балконам; на растянутых во дворе веревках болтались тряпки, которые когда-то, вероятно, были вывешенным на просушку бельем. На крыше подъезда сидели вороны, которые при виде Локстера и Покровского молча поднялись в воздух и улетели. Людей во дворе не было видно.
Локстер и Покровский вошли в подъезд, и Артем попутно отметил, что дверь была чуть ли не фанерная, чисто символическая, без кодового замка и сигнализации. Покровский давно уже не видел такого в городских многоквартирных домах, которые постепенно превращались в укрепленные башни с решетками на окнах, металлическими дверями толщиной с танковую броню, видеокамерами на каждом углу….
В самом подъезде было холодно и пахло пылью. И еще там было тихо, словно все до последнего жители этого подъезда легли спать или же уехали в отпуск.