Ночная охотница
Шрифт:
– Подожди…
Она не сразу его расслышала; горячая, быстрая, решительная… Нет, пожалуй, решительная – это еще слишком мягко сказано. Покровский словно имел дело не с женщиной, а с природной стихией, которая не спрашивает разрешения, не назначает свиданий, не утруждает себя формальностями; она просто приходит и берет то, что считает нужным. А потом идет дальше.
Ее плащ валялся на полу, платье полетело туда же, и Покровский, чувствуя ее пальцы, ее язык, ее дыхание, стал задыхаться, но все же смог в три приема проговорить
– По-до-жди…
Дыхание Лизы над его ухом стало выравниваться, словно двигатель замедлял обороты.
Потом она посмотрела ему в глаза и недовольно спросила:
– Что?
– Я… – Покровский замотал головой, чувствуя, что в этот совершенно неподходящий момент с него стали сползать штаны. – Я не могу…
– Это ведь Леонард, да? Что он сказал? – Ее голос звучал угрожающе, но в следующую секунду Лиза укусила Покровского за мочку уха, превращая происходящее в игру, где всем достается одно лишь веселье.
– Он сказал, чтобы… Чтобы я с тобой не целовался.
– Неужели?
– Даже если…
– Неужели?
– Ли… – прошептал Покровский и несколько секунд спустя закончил: – …за…
– Тебе не нужно меня бояться, – сказала Лиза, теснее прижимаясь к Покровскому. – Запомни, тебе не нужно меня бояться…
Блеск ее глаз и облако рыжих волос, лежащее на обнаженных плечах, быстрые пальцы и сильный язык; все это должно было сообщить Покровскому простую мысль, а точнее, передать ему одно особенное ощущение – ощущение, что все только начинается.
Но он все равно ее боялся, просто потом научился лучше прятать этот страх, искуснее маскировать. Он боялся ее и тогда, в темном коридоре, и позже, февральской ночью у дома Гарджели, и еще позже, на пражских улицах…
Изысканный любовный треугольник: он, она и страх.
Вот четыре вещи, которые вам нужно знать про майора Покровского.
Первое: он никогда не был майором.
Второе: иногда он чувствует легкое покалывание в районе затылка; звоночек, предупреждающий о приближении некоей катастрофы.
Третье: Покровский знает про Разное. Больше того, он по уши завяз в Разном. Его начальник хочет стать Богом. Его друг был призраком. Его девушка…
И четвертое: он боялся своей девушки. Боялся и ждал. Ждал и боялся. Боялся, что больше никогда ее не увидит. Надеялся, что однажды ночью она тихо скользнет к нему под одеяло.
Надеялся, что больше никогда ее не увидит. Боялся, что однажды ночью…
Тихо.
ЧАСТЬ
МОГИЛА АЛЬФРЕДА ПРАЖСКОГО,
ИЛИ РАЗГОВОРЫ ЗА СТЕНОЙ
– Кого ты боишься?
Покровский основательно задумался, потом раскрыл рот, собираясь ответить на вопрос, но затем передумал, нагнулся и вытащил из-за кресла початую бутылку коньяку.
– Дело не в страхе, – сказал он после пары глотков. – Совсем не в страхе.
– Ага, – сказала Настя.
– Я просто устал, – Покровский облизал губы и заинтересованно посмотрел на бутылку. – И я не знал, на что подписываюсь… Не знал, куда лезу…
Настя кивнула и негромко, как бы невзначай, будто охотник, старающийся не спугнуть осторожную птицу, спросила:
– И на что же ты подписался?
– Ты знаешь, на что я подписался, – с досадой бросил ей Покровский.
– Я догадываюсь… – многозначительно сказала Настя. – Но я хочу, чтобы ты сам сказал…
Звучало это так, словно учительница уговаривает хулиганистого, но не безнадежного школьника признаться, что именно он бросил петарду в женский туалет. Иначе говоря, звучало все это совершенно по-идиотски, учитывая, что у «школьника» в одной руке был пистолет, в другой – бутылка коньяку, а у самой «учительницы» начали трястись коленки от страха. Или нет, не от страха, конечно же, нет. От усталости, блин!
– Сам? – Покровский понимающе кивнул. – Раскаяние, да? Так это называется? Я должен раскаяться?
– Да, – не слишком уверенно сказала Настя, чувствуя, что ей не удается направить разговор в нужное русло, то есть к двум важным темам: «Куда вы дели Альфреда?» и «Что ты знаешь про Дениса Андерсона?». Вообще-то была еще третья тема, и, как бы ни обижались Иннокентий вкупе со всей династией Андерсонов, эта третья тема была в сто раз важнее для Насти, это была тема на миллион долларов, это была тема «ЧТО, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ВЫ СО МНОЙ СДЕЛАЛИ?!!»
И хотя Настя в основном уже знала ответ на этот вопрос, тем не менее его нужно было задать персонально, глаза в глаза – сначала Покровскому, потом рыжей Лизе, потом доброму доктору, потом тому мужику с мохнатыми бровями, потом… Пока не кончится список. И желательно – по крайней мере, так Настя когда-то представляла себе во мстительных мечтах – сопровождать каждый вопрос ударом молотка по пальцам, чтобы…
Настя вздохнула.
– …просто в неудачном месте в неудачное время, – говорил между тем Покровский, которому почему-то казалось, что Насте есть дело до его несчастной загубленной жизни и до его пьяной исповеди, – пришла в голову неудачная мысль… С кем не бывает? – резко развел он руками и уронил бутылку. – Меня просто взяли за шкирку и притащили к Леонарду… То есть он взял меня и притащил к себе. А куда мне было деваться?
– Неудачное место, неудачное время, неудачная мысль, – повторила Настя. – Звучит знакомо.
– Я же говорю – с кем не бывает? Я раскаиваюсь, я готов искупить…
– Это я уже слышала. Давай ближе к делу.
– Как скажешь! – воскликнул Покровский и прижал пистолет к сердцу, наверное, как знак своей искренности. Настя, со своей стороны, воспринимала пистолет как знак того, что Покровский в любой момент может случайно нажать на курок и вышибить себе мозги. Это в лучшем случае.
– Ты не мог бы отложить в сторону свой…