Ночной администратор
Шрифт:
– Самолет этого человека приземлился здесь час назад, – объявил он, следуя укоренившейся привычке не называть имен. – Среди прочих там был и наш друг.
– Как он выглядит? – взволнованно спросил Берр.
– Нормально. Шрамов я не заметил. Хороший костюм. Модные ботинки. Возле него были топтуны, но его стиль от этого не изменился. Я бы сказал, в прекрасном состоянии. Ты просил позвонить, Леонард.
Берр обвел взглядом карты и схемы морских путей. Аэрофотографии дорог в джунглях с красными кружочками. Стопки папок на старом столе. Он вспомнил долгие месяцы работы, повисшей теперь на волоске.
– Продолжаем операцию, – сказал он в трубку.
На следующий день он вылетел в Майами.
21
Дружба между Джонатаном и Роупером, которая, как теперь понял Джонатан,
– Господи, – закричал Роупер, радостно отстегивая ремень. – Женщины! Бесконечные вопросы! Дети! Томас, как хорошо, что ты здесь. Мэгс, дорогая, принеси нам по чашечке кофе. Для шампанского слишком рано. Кофе, Томас?
– Неплохо бы, – вежливо отозвался бывший гостиничный служащий. И с обаятельной улыбкой добавил: – После вчерашнего представления Корки я могу выпить много.
– Что за чушь он нес, якобы у тебя есть «роллер»?
– Понятия не имею. Может быть, решил, что я собираюсь украсть твой.
– Какой осел. Садись сюда. Не болтайся в проходе. Рогалики, Мэгс? Красное желе?
Мэг – стюардесса из Теннесси.
– Мистер Роупер, когда это я забывала рогалики?
– Кофе, горячие рогалики, булочки, желе, все что можно. Бывает у тебя иногда такое чувство, Томас? Свободы? Нет ни детей, ни животных, ни слуг, ни инвесторов, ни гостей, ни любопытных женщин. Возвращение в свой мир. Свобода передвижения. Женщины, если им позволить, это просто ярмо у тебя на шее. Ты счастлива, Мэгс, зайчик?
– Конечно, мистер Роупер.
– Где сок? Ты забыла сок. Как обычно. Отставка, Мэгс. Ты уволена. Уходи прямо сейчас. Прыгай.
Мэг невозмутимо протянула два подноса с завтраком потом принесла свежий апельсиновый сок, и кофе, и горячие рогалики, и красное желе. Мэг – сорокалетняя женщина с волосками над губой, несколько потрепанная, но и сейчас привлекательная.
– Знаете что, Томас, – сказала она. – Он всегда так себя ведет со мной. Как будто ему сперва надо распсиховаться, прежде чем заработать очередной миллион. А я должна готовить красное желе. Я сижу дома и делаю ему желе. Это все, чем я занимаюсь, покуда мы никуда не летим. Мистер Роупер не признает никакого другого желе, только моего приготовления.
Роупер расхохотался.
– Очередной миллион? Что ты мелешь, женщина? Миллиона не хватит на смазку этого самолета. Лучшее в мире красное желе. Единственная причина, почему ты еще здесь. – Он смял булочку в кулаке. – Красиво жить – наша обязанность. Главная. Красивая жизнь – лучший реванш. Кто это сказал?
– Кто бы ни сказал, сказал удивительно верно, – мягко заметил Джонатан.
– Подними планку, пусть каждый старается перепрыгнуть. Только так. Оберни деньги – перевернешь мир. Ты работал в хороших отелях, Томас, и знаешь, что к чему. Желе перестояло, Мэгс. Уже бродит. Правда, Томас?
– Напротив, за такое желе можно и умереть, – твердо ответил Джонатан, подмигнув Мэг.
Все засмеялись. Шеф в хорошем настроении. Джонатан тоже. Вдруг оказалось, что у них все общее, включая Джед. Громады облаков обведены золотой каймой, солнечный свет течет в самолет. Они могли бы вместе лететь в рай. Тэбби сидит на хвосте. Фриски расположился впереди, у кабины пилотов. Двое Макдэнби в середине салона постукивают по клавишам компьютеров.
– Женщины задают слишком много вопросов, правда, Мэгс?
– Только не я, мистер Роупер. Никогда.
– Помнишь, какая у меня была наставница? Мне шестнадцать, а этой шлюхе тридцать, помнишь?
– Конечно, помню, мистер Роупер. Она преподала вам первый жизненный урок.
– Нервы, видишь ли. Девственность. – Они сидели бок о бок и могли исповедоваться, не глядя друг другу в глаза. – Не у нее, у меня. – Опять смех. – Я не знал, как к ней подступиться и прикинулся этаким серьезным студентиком. Решил, что у нее обязательно должны быть проблемы. «Бедняжка, как же вы дошли до жизни такой?» Думал, что она расскажет мне, что у ее старого отца было только сто долларов, ее мамаша удрала с водопроводчиком, а ей, малышке, было тогда всего двенадцать. Смотрит на меня. Взгляд отнюдь
– Если это не государственная тайна.
– Операция «фиговый листок». Ты фиговый листок. Соломенное чучело, как говорят немцы. Только вся штука в том, что ты даже не чучело. Тебя нет, ты не существуешь. Тем лучше. Дерек Томас, коммерсант современного типа, обычный парень, прыткий, представительный, сметливый. Хорошая репутация в торговом мире, никаких темных делишек в прошлом, положительные отзывы. Это Дикки и Дерек. Может быть, мы уже сотрудничали. Это никого не касается, кроме нас. Я иду к клоунской братии – брокерам, посредникам, сговорчивым банкирам – и говорю: «Здесь очень аппетитный кусочек. Блестящий план, быстрая прибыль, нужна поддержка, строго между нами. Тракторы, турбины, детали машин, минералы, земля, чего только нет. Представлю тебя ему позже, если будешь себя хорошо вести. Он молод, имеет связи, не спрашивай где, очень изобретателен, ориентируется в политической ситуации, умеет заводить нужные знакомства, в общем, такой шанс представляется раз в жизни. Не хочу, чтоб ты его упустил. Удвоим твои деньги максимум за четыре месяца. Ты будешь покупать бумагу. Если тебе не нужна бумага, не отнимай у меня времени. Мы говорим об облигациях на предъявителя, без имен, никакого беспокойства, никакой связи с другими фирмами, даже с моей. Это еще одна сделка, основанная на доверии Дикки. Я участвую, но меня нет. Компания создается в том районе земного шара, где не надо вести бухгалтерские книги, никакой связи с Британией, не наша колония, чужая похлебка. Когда дело сделано, компания перестает торговать. Закрываешь крышку, закрываешь счета, и привет, увидимся еще. Очень тесный круг, как можно меньше народу, без глупых вопросов, либо соглашаешься, либо забудем этот разговор, станешь одним из немногих». Пока все ясно?
– Они верят тебе?
Роупер засмеялся.
– Вопрос поставлен неверно. Сработает ли эта история? Сумеют ли они купить на нее своих клиентов, чтобы те сделали ставки? Придешься ли ты им по вкусу? Приятное ли у тебя лицо на обложке проспекта? Играй правильно, и тебе всегда скажут «да».
– А что, есть уже проспект?
Роупер опять громко расхохотался.
– Этот парень хуже проклятой женщины! – удовлетворенно сказал он Мэг, подливавшей кофе. – Почему? Почему? Почему? Как? Где? Когда?
– Я никогда не была такой, мистер Роупер, – строго сказала Мэг.
– Ты, Мэгс, нет. С тобой можно в разведку идти.
– Мистер Роупер, опять шлепаете меня по заду.
– Извини, Мэгс, я, наверное, решил, что я дома. – И, обращаясь к Джонатану: – Нет, проспекта нет. Это я в переносном смысле. К тому времени, как мы напечатаем проспект, компании уже не будет.
Роупер заканчивал инструктаж, и Джонатан слушал и отвечал, хотя им владели совсем другие мысли. Он думал о Джед, и она настолько живо представлялась ему, что даже казалось странным, почему Роупер, сидевший совсем рядом, не чувствует ее почти материального присутствия. Он ощущал ее руки на своем лице и ее изучающий взгляд и задавался вопросом, что же она в нем увидела. Он вспоминал о том, как Рук и Берр наставляли его в Лондоне, и, слушая Роупера, расписывающего в красках молодого энергичного управляющего Томаса, понимал, что опять позволяет играть с собой. Когда Роупер сообщил, что Лэнгборн отправился расчищать путь, у Джонатана мелькнула идея воспользоваться этим случаем, чтобы предупредить, что Кэролайн предает шефа у него за спиной, и таким образом заслужить еще большее доверие Роупера. Но потом он решил, что шефу это и так известно – иначе с чего бы допытывалась Джед о его грехах? Он стал размышлять, уже не в первый раз, о том, что оставалось для него непостижимой тайной, – о понимании Роупером добра и зла и вспомнил слова Софи: «Самый страшный человек в мире еще и моралист, завоевывающий авторитет в собственных глазах наплевательством на свои же убеждения. Он разрушает, наживает огромные суммы и потому считает себя божеством». Ожесточаясь, она говорила парадоксами.