Ночной огонь
Шрифт:
«Но вы еще не успели заметить, что мы отличаемся чрезвычайной эстетической чувствительностью. Это врожденная черта, она от нас ожидается, она в нас воспитывается и развивается для того, чтобы все наши умственные способности использовались в полной мере. Некоторые из нас — телепаты, другим доступны не менее девяти различных сенсорных восприятий; можно сказать, таким образом, что мы осознаем действительность на новом, более высоком уровне. Мне самому удалось достигнуть относительно высокого уровня эстетической чувствительности, и я хотел бы поделиться с вами некоторыми интуитивными озарениями».
Скирль с улыбкой покачала головой: «Не затрудняйтесь. У меня нет экстрасенсорных способностей, и я не пойму, о чем вы будете
«А, но демонстрация далеко не ограничивается словесными пояснениями! Само собой, вы должны быть готовы к восприятию, ваша чувствительность должна быть повышена. Что вы на это скажете?»
«Скажу, что хотела бы подробнее узнать, что именно вы предлагаете».
«Разумеется! Пойдемте, я проведу вас в свои апартаменты».
«Зачем? Что вы хотите там делать?»
Голос Роблея звенел наигранным энтузиазмом: «Цель — в том, чтобы модулировать мгновения бытия так, как дирижер управляет оркестром. Теперь вы мне доверяете?»
«Полностью доверяю! В связи с чем поясните, пожалуйста, весь процесс — подробно и поэтапно».
Роблей дин-Иммир заметно приуныл: «Укрывшись в апартаментах, каждый из нас зажигает церемониальную свечу, после чего вдыхает аромат свечи, горящей в руках партнера. Это древнейший ритуал, символизирующий духовное слияние на некоем уровне, определить который я не берусь, так как для этого пришлось бы погрузиться в глубины мистицизма. В практическом отношении происходит следующее: мы переносим свечи в мой серо-лиловый покой и устанавливаем их на подставках с обеих сторон сакраментального турмалина — это кристалл необычайной красоты, больше трех локтей в высоту. По мере того, как мы созерцаем движение оттенков и отблесков, пробужденное пламенем в глубине кристалла, служители разоблачают нас — настолько искусно и расторопно, что вы даже не почувствуете прикосновение их рук. После этого нас покрывают с головы до ног душистой оболочкой, нанесенной освежающим распылителем. Вам подойдет фисташковый зеленый, а мне — другой оттенок и другой аромат. Затем мы приказываем принести маски».
Скирль, готовая услышать любые нелепости, все же удивилась: «Маски? Разве мы не знакомы?»
«Маски играют важную роль. Они приглушают привычные поползновения, навязанные условностями воспитания. Когда маска прикрывает лицо, мы чувствуем раскрепощающую невесомость духа, словно воспаряя в воздухе. Повседневная сущность исчезает, мы становимся символами.
Служители располагают вас на столе, а я покрываю ваше тело координатной сеткой мелких квадратов, прослеживающих все кривые и контуры, все углубления и выпуклости. Пользуясь координатной сеткой и небольшим пульсирующим жезлом, я выявляю особо чувствительные зоны вашей поверхности. Впоследствии они распечатываются в виде большой цветной схемы — вы можете взять ее с собой. Она служит замечательным настенным украшением, вызывающим восхищение друзей.
Наступает время осторожно и постепенно снимать друг с друга нанесенную оболочку — это неизменно забавный процесс, сопровождающийся применением нескольких эротических методов, отчасти ортодоксальных, отчасти экспериментальных — в зависимости от охватившего нас настроения. Когда наступает изнеможение, служители поднимают нас на мембранах, относят к бассейну и осторожно погружают в теплую воду. Пока мы лежим, полупогруженные в воду, бассейн оживляется пульсирующими турбулентными потоками пузырьков. Это вызывает необычное ощущение, подобное осязанию музыки. Остатки ароматических оболочек растворяются в воде. Мы снимаем маски и снова становимся собой.
Служители поднимают нас на мембранах из расслабляющего бассейна и переносят к другому бассейну, устроенному в проеме, куда спускается крутой широкий желоб. Нас размещают в желобе, и мы стремительно падаем в ледяную, почти замерзающую воду. Мы плаваем в этой воде, наслаждаясь щекочущим покалыванием подкожных нервов. Наконец удовольствия купания исчерпываются, и служители поднимают нас на возвышение, где нас растирают мягкими полотенцами и одевают в костюмы из белого льняного полотна.
Наступает время ужина. При свете церемониальных свечей подают специально приготовленные блюда, а когда свечи догорают и гаснут, ритуал заканчивается». Роблей поднялся на ноги: «Ну что, как вы думаете?»
Скирль ответила не сразу: «Все это очень изобретательно, но несколько утомительно».
«Напротив! — возразил Роблей. — Как только вы наденете маску, вы почувствуете ни с чем не сравнимое облегчение». Он наклонился, чтобы взять ее под руку: «Пойдемте! Дворец Иммир в двух шагах».
Скирль покачала головой: «Я благодарна вам за предложение, но думаю, что даже в маске мне не понравится процесс картографирования моих чувствительных зон. Тем не менее, вы помогли мне понять одну из традиций роумов — теперь я, кажется, знаю, почему в Ромарте такой низкий уровень рождаемости». Скирль встала и увернулась от еще одной попытки Роблея взять ее за руку: «Прошу меня извинить, мне пора возвращаться в Карлеон».
Глава 18
1
Через два дня Ардриан объявил, что во дворце Рейми, где проживал Кассельброк, патриарх династии Рейми, должен был состояться официальный банкет. Кассельброк пригласил не только Ардриана и ближайших родственников, но и трех гостей-инопланетян.
«Вам может понравиться или не понравиться этот званый ужин, — предупредил Ардриан. — Состоятся непонятные для вас церемонии, потребуется неукоснительное соблюдение протокола. Если вы решите принять участие в банкете, служители оденут вас в надлежащие костюмы, а я попрошу моего племянника Алонсо разъяснить вам — хотя бы в какой-то степени — основы формального этикета. Принимая во внимание все обстоятельства, я считаю, что вам этот опыт пригодится, а несущественные нарушения правил со стороны чужеземцев всегда простительны».
«Замечательная перспектива! — благосклонно отозвалась Скирль. — Соблюдение приличий меня нисколько не затруднит, так как мой отец, «устричный кекс» самых голубых кровей, только и делал, что беспокоился об этикете. С раннего детства меня обучали манерам, подобающим благородным девицам. Уверена, что обитательница Сассунского Эйри будет чувствовать себя во дворце Рейми, как в своей тарелке».
Ардриан мрачно улыбнулся: «Вижу, что для беспокойства нет никаких оснований, по крайней мере в вашем случае. Тоун Мэйхак кое-чему уже научился, проведя у нас несколько лет, но за Джаро трудно поручиться».
«Я буду внимательно подражать манерам Скирли, — пообещал Джаро. — Она вовремя одернет меня, если моя вульгарная и дикая натура начнет проявляться слишком очевидно. Тем не менее, подозреваю, что и мне, и Скирли не помешают наставления вашего племянника».
Ардриан кивнул: «Будь по-вашему».
Утром Джаро и Скирль прогулялись по бульвару за площадью Гамбойе и вышли на Эспланаду. Перед ними практически из самой воды возвышалась бурая громада Фондамента с вереницей высоко расположенных маленьких круглых окон над глухой стеной и тремя приплюснутыми куполами из зеленого стекла. Джаро и Скирль подошли к зданию и остановились, взирая на это массивное сооружение с чем-то вроде опасливого почтения. С Эспланады к низкому арочному проходу в мощной стене поднимался пологий пандус. Заглядывая в проход, можно было видеть, что внутри находится какое-то помещение, разделенное с левой стороны перегородкой из стекла с бетонным основанием. Некоторое время они стояли в начале пандуса и раздумывали. Джаро протянул руку, приглашая подругу подняться: «Вход открыт. Хочешь заглянуть внутрь?»