Ночной рейд
Шрифт:
— Мичум лежал с раной в бедре на полу. Дверь была закрыта. Хардинг наклонился к сейфу, спиной к железнодорожной линии. Они видели всего лишь свет. Слышали только звуки. Звуки граммофонной записи проходящего поезда.
— Но мост? Он же рухнул под весом поезда. Это нельзя подделать.
— Масси взорвал мост по секциям. Он понимал, что один большой взрыв услышит половина долины. Поэтому он взрывал небольшие заряды пороха в ключевых точках конструкции, действуя во время грозы, чтобы взрывы совпадали с ударами грома, до тех пор, пока центральный пролет не упал в реку.
Маджи, совершенно
— Ограбление станции было всего лишь мистификацией, прикрытием. У Масси на уме были более крупные дела, чем несчастные восемнадцать долларов. Он нацелился на груз золотых монет и слитков на два миллиона долларов, который перевозил «Манхеттен лимитед».
— Тогда зачем вся эта затея? — с сомнением спросил Маджи. — Он мог просто остановить поезд, задержать его и забрать свои монеты.
— Так только Голливуд может изобразить это в фильме, — сказал Питт. — Но в реальной жизни все намного сложнее. Вес всей партии золота равнялся более чем трем тоннам. Это не просто какой-то ящик, который могут легко разгрузить и унести несколько человек до того, как администрация железной дороги выяснит причину запаздывания поезда и отправит отряд полицейских к месту происшествия.
— Хорошо, — сказал Джиордино. — Буду возражать и задам вопрос, который у всех на уме. Если поезд здесь не проходил и не падал в реку Гудзон, то куда он делся?
— Думаю, что Масси захватил локомотив и повернул его с главной железной дороги на какую-то другую ветку и спрятал. Там он находится и по сей день.
Если Питт заявил бы, что он инопланетянин с Венеры или реинкарнация Наполеона Бонапарта, его слова не могли бы быть восприняты с большим недоверием. Маджи был совершенно сбит с толку. Только у Анни было задумчивое выражение.
— До некоторой степени теория мистера Питта не столь уж странная, как кажется, — сказала она.
Маджи уставился на нее, как на заблудшее дитя.
— Нет ни одного пассажира, ни члена паровозной бригады, которые выжили бы, чтобы пересказать случившееся, ни грабителя, дающего признательные показания на смертном ложе, нет даже ни одного трупа, на который можно было бы сослаться. Ни фрагмента от поезда не появилось за все прошлые годы. Вряд ли это возможно.
— Это самое крупное исчезновение всех времен, — добавил Чейз.
У Питта был такой вид, словно он не слышал всего этого разговора. Внезапно он повернулся к Маджи.
— Далеко ли отсюда до Олбани?
— Около двадцати пяти миль. Почему вы спрашиваете?
— В последний раз «Манхеттен лимитед» видели, когда он вышел со станции Олбани.
— Но ведь вы, на самом деле, не верите…
— Люди верят в то, во что хотят поверить, — сказал Питт. — Мифы, приведения, религия, сверхъестественное. По моему глубокому убеждению, этот материальный объект был просто перемещен на три четверти столетия в такое место, где никому не приходит в голову поискать его.
Маджи вздохнул.
— И какие же у вас планы?
У Питта был такой вид, словно этот вопрос удивил его.
— Собираюсь внимательно осмотреть каждый дюйм заброшенного железнодорожного полотна, начиная от этого места до Олбани, — мрачно сказал он, — до тех пор, пока
72
В 11.15 вечера зазвонил телефон. Сандекер отложил книгу, которую читал в постели, и ответил:
— Сандекер.
— Снова Питт.
Адмирал заставил себя сесть и сосредоточиться на разговоре.
— Откуда звонишь на этот раз?
— Олбани. Кое-что стало проясняться.
— Еще одна проблема с проектом по подъему поезда?
— Я закрыл его.
Сандекер сделал глубокий вдох.
— Не возражаешь, если попрошу объяснить мне причины?
— Мы ищем не в том месте.
— О, Боже, — простонал он. — Это добьет меня. Проклятье. Сомнений нет никаких?
— Нет, у меня нет.
— Подожди.
Сандекер достал сигару из установки для увлажнения рядом с кроватью и раскурил ее. Хотя эмбарго на торговлю с Кубой сняли в 1985 году, он всё равно предпочитал более мягкий аромат сигар из Гондураса, листья которых были не так плотно свернуты, как в гаванских. Он всегда верил, что хорошая сигара может обеспечить порядок в мире. Затянулся, выпуская клубящееся облако дыма, и вернулся на линию.
— Дирк?
— Всё еще здесь.
— Что мне сказать президенту?
Воцарилось молчание. Затем Питт начал медленно и совершенно четко говорить:
— Скажите ему, что шансы повысились с миллиона к одному до тысячи к одному.
— Что-нибудь нашел?
— Я не говорил этого.
— Тогда над чем ты сейчас работаешь?
— Только интуитивное предчувствие.
— Что тебе нужно от меня? — спросил Сандекер.
— Пожалуйста, свяжитесь с Хейди Миллиган. Она остановилась в отеле «Гремерси парк» в Нью-Йорке. Попросите ее покопаться в старых железнодорожных архивах и найти любые карты, на которых показаны железнодорожные пути, боковые ответвления и тупики Северной железной дороги «Нью-Йорк — Квебек» на участке между Олбани и мостом Дьювилль-Гудзон за период, начиная с тысяча восемьсот восьмидесятого до тысяча девятьсот четырнадцатого года.
— Ладно. Позабочусь об этом. У тебя есть номер ее телефона?
— Вам придется достать его в справочном бюро.
Сандекер глубоко затянулся сигарой.
— Каковы перспективы на понедельник?
— Мрачные. С этими вещами нельзя спешить.
— Президенту необходим экземпляр договора.
— Зачем?
— А ты не знаешь?
— Мун отказался разговаривать на эту тему, когда я спросил его.
— Президент выступает перед палатой общин и сенатом канадского парламента. Мерсьер просветил меня сегодня утром. В связи с тем, что Квебек стал независимым, прибрежные морские провинции приобретают статус штата. Президент надеется уговорить присоединиться также и западные провинции. Вот здесь должен сыграть свою роль подписанный экземпляр Североамериканского договора. Не для принуждения и не для угрозы, а для того, чтобы устранить бюрократическую волокиту перехода и не допустить возражений или вмешательства со стороны Великобритании. Его речь с призывом к объединению Северной Америки состоится всего через пятьдесят восемь часов. Предпримешь что-нибудь?