Ночной рейд
Шрифт:
Сейчас он перешел на отчаянный крик, но не отдавал себе никакого отчета в этом.
— Успокойся, парень, — сказал синий костюм.
Рука потянулась к кобуре пистолета у него под мышкой.
— У меня важный документ для президента. Меня зовут Питт. Он ждет меня. Вы должен провести меня к нему.
Полицейские вновь устремились к Питту, но на этот раз в глазах у них уже блестел враждебный огонь. Агент секретной службы рукой преградил им дорогу.
— Держитесь подальше!
Он скептически
— Я не могу тебя провести к президенту, даже если бы хотел этого.
— Тогда проводите меня к Гаррисону Муну, — прорычал Питт, сытый по горло абсурдностью происходящего.
— Разве Мун знает тебя?
— Тебе лучше просто поверить в это.
Мерсьер, Оутс и Мун сидели в приемной сената и смотрели телевизор, когда дверь резко распахнулась и в помещение хлынула, словно приливная волна, толпа сотрудников секретной службы, полицейских и служащих из охраны здания, втаскивая Питта, по меньшей мере, полудюжиной пар рук.
— Уберите своих ищеек, — прокричал Питт. — Я достал его!
Мерсьер вскочил на ноги с открытым ртом. Он был слишком ошеломлен, чтобы отреагировать немедленно.
— Кто этот человек? — потребовал Оутс.
— Боже мой, это Питт! — удалось выдавить из себя Муну.
Питт со скованными руками и опухшим от подлого удара глазом кивнул в сторону потрепанного старого дорожного несессера в руках полицейского.
— Экземпляр договора вон там.
Пока Мерсьер занимался Питтом и выпроваживал людей из службы безопасности из помещения, Оутс изучал содержание договора.
Наконец он нерешительно поднял глаза.
— Он настоящий? Я имею в виду, не существует ли возможность фальсификации?
Питт рухнул в кресло, осторожно ощупывая увеличивающийся «фонарь» под глазом. По всей вероятности, его долгая миссия подошла к концу.
— Не волнуйтесь, господин секретарь, вы держите в руках подлинный документ.
Мерсьер вернулся, закрыв двери, и быстро внес изменения в экземпляр речи президента.
— Всего через две минуты он должен сделать заключительное заявление.
— Нам следует поторопиться и передать ему это, — скал Мун.
Мерсьер посмотрел на изнуренного человека в кресле.
— Полагаю, эта честь должна быть предоставлена мистеру Питту. Он представляет людей, погибших за это.
Питт резко сел.
— Мне? Я не могу появиться перед сотней миллионов телезрителей, которые смотрят прямую передачу из канадского парламента, и прервать обращение президента. Во всяком случае, не в этом наряде.
— В этом нет никакой необходимости, — сказал Мерсьер с улыбкой. — Я прерву президента сам и попрошу его зайти в приемную. Вы вручите договор здесь.
В палате сената, оформленной в глубоких красных тонах, сидели руководители канадского правительства, ошеломленные приглашением президента Соединенных Штатов приступить к переговорам о слиянии двух государств. Все они слышали об этом впервые. Только один Сарве сохранял полную невозмутимость, его лицо было спокойно и непроницаемо.
По палате прокатилась волна приглушенного шепота, когда советник по государственной безопасности подошел к кафедре и что-то прошептал президенту на ухо. Прерывание главного обращения было нарушением традиции и не могло пройти незамеченным.
— Прошу извинить меня, но я вынужден прерваться, — сказал президент, усиливая таинственность.
Он повернулся и вышел через двери в приемную.
В глазах президента Питт был похож на пришельца из ада. Он подошел и обнял его.
— Мистер Питт, вы не представляете себе, насколько я счастлив видеть вас.
— Простите, что так поздно. — Это было всё, что смог ответить Питт.
Затем он изобразил кривую улыбку и осторожно протянул продырявленный документ.
— Североамериканский договор.
Президент взял договор и внимательно прочитал текст. Когда он взглянул, Питт с удивлением увидел, что у него на глаза выступили слезы. Это был тот редкий случай, когда президент проявил эмоции и, пробормотав приглушенно благодарность, ушел.
Мерсьер и Мун сели перед экраном телевизора и смотрели, как президент вернулся на кафедру.
— Приношу свои извинения за перерыв, но мне только что вручили документ огромнейшего исторического значения. Он называется Североамериканский договор…
Через десять минут президент торжественно заканчивал речь:
— …и таким образом в течение семидесяти пяти лет, по условиям, изложенным выше, Канада и Соединенные Штаты по незнанию существовали как два государства, хотя по международному закону они были едины…
Мерсьер позволил себе глубоко вздохнуть.
— Слава Богу, он не дал им пощечину, заявив, что они принадлежат нам.
— Будущее не будет к нам благосклонно, — продолжал президент, — если нам не удастся воспользоваться тем потрясающим потенциалом, который подготовили для нас наши прошлые лидеры. Мы не должны больше существовать отдельно друг от друга, как было в прошлом. Мы не должны рассматривать себя как англо-канадцев или англо-американцев, или франко-канадцев, или мексиканских американцев. Мы все должны считать себя просто американцами. Потому что все мы — североамериканцы…
Министры парламента и премьеры провинций проявляли эмоции в разной степени. Некоторые были откровенно взбешены, другие сидели в задумчивости, третьи кивали головой, словно соглашаясь.