Ночной волк
Шрифт:
— Жутко, — сказала Анна, — уже и таких убивают.
— Сама слышала?
— Ну да. Случайно натолкнулась. Утром ты ушел, хотела погоду поймать, а тут как раз и сообщили.
— Что сообщили?! — почти крикнул Чехлов. До него еще не дошел весь ужас происшедшего, но уже в смуте мыслей знобяще обозначилось, что оборвалась не только Валеркина жизнь, но и его, Чехлова, жизнь тоже кончилась, кончилась второй раз за последние месяцы. Прежде за него худо-бедно отвечал институт, потом худо-бедно отвечал Валерка, а теперь не отвечает никто. Один. Не на кого надеяться.
— Так чего сообщили-то? — повторил он уже
— Убили. В собственном дворе, пока шел к машине. Я думала, ты уже знаешь. Вы же, по-моему, дружили?
— Хрен его знает, как это теперь называется, — ответил Чехлов не столько Анне, сколько самому себе, — да нет, чего там — конечно, дружили. Чуть не десять лет в одной конторе, да и потом…
Конечно, дружили, молча повторил он самому себе. Теперь, когда Валерка ушел, их отношения как бы разом стали теплее и ближе. Сколько знакомы-то! А кто помог, когда оказался на улице без связей и надежд? Ведь помог! И дальше бы помог. Ну развлекался — и что? Мало ли они и прежде друг друга подкалывали — тогда, правда, в основном, Чехлов Валерку. Чужих не разыгрывают, только своих, близких…
Про Чепурного все же сообщили — в криминальных новостях. Застрелен известный предприниматель, наверняка действовал профессионал, выстрел издалека, точно в голову, умер на месте. Показали жену — точнее, уже вдову: несчастная баба бормотала сквозь слезы, что врагов у него не было, его все любили, потому что он всем делал только добро. Потом в камеру попал исполнительный директор, и опять пошли бессмысленные слова: талантливый руководитель, чуткий человек, все уважали. Толстомордый мужик в ментовских погонах повторил то, что уже сказал ведущий: убийство явно заказное, стреляли из снайперской винтовки, видимо, со стороны детского садика, работает оперативная группа, по факту убийства возбуждено уголовное дело…. Потом начался следующий сюжет — про пожар на складе.
— Пойдешь на похороны? — спросила жена.
— Надо, — отозвался Чехлов, но неуверенно. Кому звонить, у кого спрашивать? Да и кто из Валеркиного нынешнего окружения его знает, кроме тех двух бультерьеров?
Утром он все же позвонил по Валеркиному номеру. На сей раз трубку взяла секретарша и безлико сказала, что пока никакой информации — видно, звонили многие и спрашивали одно и то же. Нет так нет, вроде печальный долг выполнил, попытался. Чехлов даже отвез на Самотеку какого-то богатого старика, там же взял двоих иностранцев до гостиницы. Но потом что-то кольнуло, и он, уже не отвлекаясь, поехал прямо к Валеркиному офису — бывшему Валеркиному. Никак не мог представить, что этого смекалистого парня, главной опоры в мутной жизни, больше нет — лежит где-то неподвижный, холодный, еще похожий на себя, но уже не существующий.
На входе стоял парень в камуфляже, позади него, в дверях, еще один, с коротким автоматом в руках — «узи», что ли? Чехлов слегка оробел — уж очень жестко смотрелась охрана. Но все же подошел, спросил вежливо:
— Не скажете, когда похороны?
Тот, что без автомата, мрачно глянул и не сразу отозвался:
— А вы кто?
— Да мы дружили, — со вздохом и почему-то виновато объяснил он, — моя фамилия Чехлов.
— Вам пропуск заказан?
— Нет.
— Тогда нельзя, — твердо сказал охранник.
— Я только спросить, когда похороны…
Парень в камуфляже немного подумал:
— Кто вас тут знает?
Чехлов пожал плечами:
— Ходили с ним два парня, телохранители.
— Зовут — как?
Как же их зовут-то, напряг память Чехлов. Раньше-то запоминать не было надобности… Потом имя всплыло:
— Паша. А другого не помню.
Парень, ничего не сказав, достал мобильник, поиграл кнопочками:
— Паша? Выйди-ка.
Минуты через полторы вышел один из телохранителей, огромный, тот, что отвозил его домой. Парень в камуфляже проговорил:
— Тут вон к тебе. Знаешь?
Паша подошел к Чехлову, молча протянул громадную лапу и лишь потом сказал:
— Вот так вот.
— Как же это? — бессмысленно спросил Чехлов.
Паша не ответил, только руками развел. Лицо его дернулось, и Чехлову вдруг показалось, что он сейчас заплачет. На грозного волкодава малый вовсе не походил — просто очень крупный молодой мужик с толстой шеей и мощными плечами. Галстук аккуратно повязан: хозяина убили, но порядок, им заведенный, еще действовал.
Чехлов отступил на пару шагов, Паша тоже отодвинулся от дверей, говорить стало посвободней.
— Это какой же сволочи понадобилось? — в пространство проговорил Чехлов. — Ведь талантливый был человек, таких поискать.
— Большой был человек, — горько согласился Паша, — все в голове держал, до последней мелочи. Я таких умных больше не видел. Решения принимал мгновенно, и всегда безошибочно… Я даже не понял, как случилось, выстрела мы не слышали — видно, издалека били. Просто раз — и упал. Я даже подумал — может, сердце схватило. Там и было-то от подъезда три шага. — Паша помолчал и сказал с угрюмой уверенностью: — Теперь все посыплется. Валерия Васильевича заменить некем.
— Ты с ним давно?
— Года два. А ты с ним учился, что ли?
Переход на «ты» произошел незаметно и естественно — беда сближает быстрей, чем водка.
— Работали вместе. Я докторскую писал, он кандидатскую, — Чехлов невесело усмехнулся, — была и такая жизнь когда-то.
— Мозги у него были удивительные, — сказал Паша, — все брал на себя.
— Насчет похорон — не знаешь?
— Нам не объявляли.
— Узнаешь — позвони, ладно?
Он продиктовал номер, и Паша забил его в мобильник.
Чехлов вдруг понял вторую причину Пашиной мрачности:
— На службе-то останешься?
Паша вздохнул:
— Это не мне решать. Скорей всего, тут и службы никакой не будет. Все решал один человек, Валерий Васильевич, остальные только исполняли… Ладно, бывай — пойду.
Он снова осторожно пожал руку Чехлова своей безразмерной лапищей.
Паша не позвонил, и Чехлов так и не узнал, когда и где похоронили Валерку. Впрочем, об этом он не слишком и жалел. Ну как бы он выглядел на кладбище или поминках? Уж чересчур чужой среди своих. Откуда, кто такой? Потрепанный интеллигент, которому усопший для хохмы подарил старую тачку, да еще по непонятной прихоти раз в месяц кормил в дорогом ресторане. Кто его узнал бы в толпе вокруг гроба? Разве что Паша, да и тот вряд ли стал бы себя компрометировать даже шапочным знакомством с нищим приживалой на богатых похоронах. К тому же Чехлов слишком горевал о Валерке, чтобы еще и изображать горе под чужими взглядами.