Ночной волк
Шрифт:
— А тогда твое какое дело?
— Ну, знаешь, — пристыдил Чемоданов, — дочка ведь. Должна же быть какая-то порядочность.
Клавдия с трудом, но все же рассмеялась, ее только что не трясло от злости.
— Ты смотри, а? Наконец-то порядочный нашелся. Мамаша нагуляла бог знает от кого, а он теперь свадьбу оплачивает. Для сына родного, законного, рубля не найдется, а доченька с неба свалилась — ей, пожалуйста, тысячи на ресторан! Ну, порядочный…
Чемоданов сокрушенно вздохнул — этот театр ему все больше
— Ох, Клавдия, до чего же ты недобрая. Ведь сама женщина, должна понимать. Мы с тобой свое отворковали…
— Ты отворковал, как же!
— Мы отворковали, а для девчонки свадьба — событие. Кольца одни знаешь почем? А подарки? Серьги, например, или цепочка. Мы с тобой взрослые, мы понимаем — а ей-то хочется не хуже, чем у людей.
Тут Клавдия закинулась, понесла невесть что и про нагульную дочку, и про дурака-папашу, над которым все небось смеются, дочка первая…
— Да нет, она меня любит, — миролюбиво возразил Чемоданов, — любит…
Он и дальше это повторял, отчего бывшая супруга только зверела. Потом пошел вовсе цирк. Она вопила, что он, дурак, еще наплачется, да поздно будет, а Чемоданов бубнил, что кольца надо, серьги надо, платье надо, фату надо, на юг после свадьбы надо… В общем, ловил кайф, как мог.
И вот ведь странное дело — чем больше нес околесицу, тем больше самому казалось, что так оно все и есть: и дочка любит, и жених уважает, и свадьба не свадьба без золотых колец. Сам себе мозги запудрил. Ну не анекдот, а?
Кончилось тем, что Клавдия пустила матерком, сорвалась с лавки и дунула к метро, злобно топая короткими ногами. Тогда Чемоданов кончил играться и негромко кинул вслед:
— Ну-ка стой!
Результата не ожидал, но команда неожиданно сработала, Клавдия остановилась.
— Пускай Васька сам зайдет, — сказал Чемоданов, — с утра завтра.
Хрен с ним. Сын все-таки…
Марафет в квартире наводился для зятя, а достался сыну. Впрочем, на парня отцовское жилище впечатления не произвело. Они сидели на кухне и дожимали вторую турку, хоть Чемоданову кофе не хотелось, да и Ваське вроде тоже — зато оба были при деле и имели возможность освоиться и разогреться для разговора, мало приятного для обоих.
Парень был рослый, порода сказалась, но сидел мешком, горбился, руки тонкие, словно бы вовсе без мышц. Баба растила, сука, вот и вырастила по своим мозгам. Туда не бегай, с тем не водись, с этим не дерись… А как мужику после жить, как за себя бороться, этого она в своей пустой башке не держит, ее дело сперва паскудить, а потом виноватых искать. А, ладно, хрен с ней.
— Бать, а чего ты квартиру не сменишь? — спросил малый.
— Зачем, — возразил Чемоданов, — какая разница?
— Большая-то лучше.
— Ничего она не лучше, — уверенно возразил он, — для жизни и такой хватит, а важней жизни все равно ничего на свете нет.
Для жизни Чемоданову этой конуры хватало с запасом. Плита есть, холодильник есть, за стол шестеро вполне усядутся, а больше он и не позовет. Телевизор и тот есть. Даже антресоли имеются, где уже год хранится полный комплект «жигулевской» резины, самая надежная сберкнижка, процент на нее идет такой, что ахнешь. И кресло есть, и зеркало, и, само собой, старая румынская кровать, широкая, при необходимости и для двух девок места хватит, а трех ему не осилить, годы не те. Нормальная квартира, какого еще рожна надо?
Когда-то Чемоданов, как любой всякий, радовался красивой модной тряпке, хотел на стену коврик, а на пол палас. Ну да жизнь учит. Жить надо так, чтобы никого завидки не брали. Самый счастливый человек — у кого нечего украсть.
Видно, Васька все не знал, как перейти к сути и, не умея повернуть к новой теме, продолжал мусолить старую:
— На двухкомнатную бы сменял.
Чемоданов усмехнулся:
— Это где же найти благодетеля, чтобы из большой поперся в маленькую?
— С доплатой, конечно.
— Так ведь сейчас доплаты-то!
Парень чуть заметно хмыкнул и отвел глаза.
Вот оно что, понял Чемоданов. Молодец, кумекает, все верно: кто на «тойотах» раскатывает, тот и на доплату найдет…
Все было ясно, если что и оставалось, так это выпить еще по чашечке кофе. Чашки были разномастные, в трещинах. Чемоданов вновь дал гостю ту, что поцелей, и вновь Васька глянул на нее с недоумением.
Наконец, парень решился:
— Бать, тут мать говорила…
Пауза.
— Ну? — пожалел Чемоданов.
— Насчет машины-то.
— Ну, ну?
— Так вот как мне — говорить, нет?
— С кем? — не сразу сообразил Чемоданов.
— С хозяином.
— Что за машина?
— «Жигуль» тринадцатый.
— Сколько прошел?
— Вроде восемьдесят.
— Ладно, это неважно, скрутить можно и до двадцати… Года какого?
— Точно не помню… Семьдесят девятого, что ли?
— Гнилой небось?
— Не знаю.
— На яме не смотрел? Ну крылья хотя бы.
— Бать, ну я же ее пока что не видел.
У Чемоданова сломались брови, левая полезла вверх.
— Ну ты купец! А о чем мы тогда толкуем-то?
— Бать, ну чего смотреть, если денег нет? — защищался Васька.
— Берем не глядя?
Малый замолчал, и Чемоданову стало жалко его. Жалкий парень, ни воли, ни хватки. Как жить будет?
Но тут Васька на секунду вскинул глаза, и оказалось, что не все в нем так уж прозрачно. Уж больно взгляд был деловит. Выходило, каждый играл в свою игру: отец старался понять сына, сын оценивал отца. Причем не так уж высоко оценивал. Мать велела попытаться — он и пытался. Выйдет так выйдет, нет так нет.