Ночные грезы
Шрифт:
«Или дяде, которого он наверняка никогда и в глаза не видел», – с болью в сердце подумала она.
И все же Джордан не могла не признать, что любой из этих вариантов был бы предпочтительнее, чем оставлять Спенсера с ней.
Даже если бы ей было по силам взять на свое попечение осиротевшего малыша, такое скорее всего невозможно. Наверняка Рено и Фиби оставили завещание. И вряд ли там опекунство назначено ей, Джордан, – одинокой, до предела загруженной работой да еще живущей в другом городе женщине.
И даже если бы ей пришло в голову добиваться опекунства над Спенсером, никаких
А с кем бы он захотел остаться?
Спенсер выбрал бы Бо.
«Что за абсурдная мысль!» – сердито подумала она. Бо ему такой же чужой… даже еще более чужой, чем она, Джордан! Да, конечно, он лучше обращается с малышом, чем она, но это вовсе ничего не значит. Вот закончится эта история, и Бо исчезнет из их со Спенсером жизни.
Но что придется пережить Спенсеру, когда это произойдет?
Джордан было страшно даже думать об этом – почти так же страшно, как о том, что с ним будет, когда малыш узнает о смерти родителей. А сказать ему об этом следует ей – иначе это возьмет на себя полиция. Или власти. Джордан слышала, что существует категория работников социальных служб, которые занимаются как раз подобными случаями, – это люди, привыкшие иметь дело с осиротевшими детьми.
«Но это тоже будут чужие», – угрюмо подумала Джордан.
Бедный Спенсер – кругом одни чужие!
Джордан вдруг вспомнила об одном странном обстоятельстве: Спенсер постоянно спрашивал о матери, очень редко – об отце, но при этом совсем не упоминай никого из знакомых. Или друзей его родителей. Интересно, подумала Джордан, а кого он вообще знал в той, прежней жизни?
Она задумалась, почему Фиби, поняв, что ее жизни угрожает опасность, тоже кинулась не к кому-то, а к ней, Джордан. Не к тому из друзей, кто жил рядом, а к подруге детских лет, которую не видела много месяцев. И ничто ее не остановило – ни путешествие через всю страну, ни холод, ни дождь. Как птица, которая повинуется инстинкту, Фиби отправилась в путь, чтобы из рук в руки передать Джордан самое дорогое, что у нее было, – сына.
Неужели она чувствовала, что больше никому не может доверять?
Или возле нее не было никого, кто бы смог позаботиться о Спенсере? Ни одной близкой ей души, у кого он был бы в безопасности?
Преисполненная твердой решимости сдержать клятву, данную подруге, Джордан подошла к двери спальни, за которой спал Спенсер.
Бесшумно приоткрыв ее, она на цыпочках прокралась внутрь и склонилась над сладко спавшим мальчишкой. В свете ночника он казался таким невинным, таким беззащитным, что у нее защемило сердце.
Затаив дыхание, она наклонилась к нему и нежно поцеловала шелковистую детскую щечку.
Она почти ожидала, что он недовольно заворочается, как это бывало до сих пор. Но нет.
Уже уходя, она услышала, как Спенсер чуть слышно вздохнул.
Внутри у нее вдруг все перевернулось. Этот несчастный малыш отчаянно нуждался в ней. Кроме нее, у него никого не было. А раз так, то она не оставит его.
А на террасе, прилегающей к гостиной,
И не то чтобы его тревожило, что кто-то вдруг узнает маленького мальчика, копающегося в песке на берегу. Пляж как-никак был частным, а значит, загорающих тут было немного. Никто из них и не подходил к ним ближе чем на сотню ярдов. Да и окажись кто-то совсем рядом, он вряд ли бы смог как следует рассмотреть Спенсера. Заглянув утром в магазин, Бо предусмотрительно купил ему ковбойскую шляпу с полями. Она постоянно съезжала малышу на нос, почти полностью закрывая лицо.
И все же Бо колебался – ему очень хотелось позвонить Эду и сказать, что завтра он никак не сможет приехать в Вашингтон. Но Эд наверняка потребует объяснений. Скорее всего решит, что Бо свихнулся. Вряд ли он поймет, почему Бо вдруг так просто ставит под угрозу будущее фирмы из-за какого-то там отпуска. Бо и так уже устал объяснять ему, почему он не воспользуется самолетом вместо того, чтобы пилить на машине через весь штат. Похоже, он так ничего и не понял – под конец Эд даже предложил арендовать для него самолет:
– Ты же знаешь, Эд, я больше не летаю самолетами, – тихо сказал Бо.
– Да знаю я, знаю! Только, боюсь, ты сам все усложняешь, старина. Что тебе стоит просто…
Вместо ответа Бо угрюмо послал его подальше, посоветовав не совать свой длинный нос в его личную жизнь. Конечно, он тут же пожалел о своей резкости, но было уже поздно.
Ведь у Эда была семья… жена, дети. Разве мог он понять Бо? Да и кто бы мог его понять?
Стиснув зубы, Бо потер воспаленные глаза. С каким удовольствием он сейчас выпил бы стаканчик бурбона!
В горле у него пересохло. Будь в доме спиртное, Бо, вероятно, не удержался бы от искушения пропустить стаканчик-другой. Сейчас ему не помешало бы хоть немного забыться.
Слишком жарко! Чувствуя, как по разгоряченному телу катится пот, Бо стащил с себя футболку и перекинул ее через перила веранды. Сразу стало легче. Но где найти средство, чтобы заглушить терзавшую его сердце боль?
Рану можно залечить, а вот чем заполнить пустоту в душе, оставшуюся после гибели тех, кого он любил? Годы немного притупили боль, но она до сих пор давала о себе знать, словно заноза, глубоко засевшая в его сердце.
Стоило ему вспомнить о них, как чувство вины с новой силой поднималось в нем, горечью наполняя рот. А сегодня вечером Бо ощущал это еще больше, чем обычно.
Потому что рядом с ним появилась другая женщина.
И другой ребенок.
Они нуждались в нем – в его помощи, в его защите, а он не мог остаться с ними, чтобы…
Внезапно луч света прорезал темноту.
Удивленный Бо обернулся. Он плотно закрыл французское окно из-за работающего в доме кондиционера. Но через стекло ему было видно, что в комнату зашла Джордан.