Ночные грезы
Шрифт:
Вдруг он отодвинулся от нее и пристально всмотрелся в ее лицо.
— Я кое-что вспомнил.
— Что? — насторожилась Алинда.
— Когда я увидел тебя в сумрачной спальне Мазарини, какое-то неясное воспоминание шевельнулось во мне. Кого-то ты мне напомнила, но я не сразу догадался.
— Кого же? — с робостью спросила Алинда.
— Пресвятую Деву с картины Леонардо да Винчи. На ней изображено Благовещенье — архангел Гавриил является к Марии в сумерках. Вечерняя синева придает реальности призрачный характер, а волосы Девы излучают золотое
— Я вглядывался в эту картину в Лувре столь часто, что как бы сжился с нею. Что-то подсказывало мне, что это не случайно. И вот я встретил тебя!
Алинда от смущения вновь спрятала свое лицо у него на плече.
— Я так рада, что ты такого мнения обо мне, — пробормотала она. — Я опасалась…
— Чего же?
— Что ты сочтешь меня ветреной и бесстыдной, потому что я позволила поцеловать себя.
— Разве мог я подумать про тебя такое? Роджер поочередно поцеловал ее глаза. Пушистые ресницы щекотали ему губы.
— Я предвкушаю, сколько еще достоинств найду в тебе.
— Боюсь, что ты во мне разочаруешься.
— Никогда, — заверил он. — Ведь ты сама утверждала, что истинная любовь задевает и сердце, и ум, и душу.
Роджер ждал, что она на это скажет, но едва ее ротик раскрылся, он прильнул к нему в упоительном поцелуе.
Возможность говорить Алинда приобрела несколько позже.
— Я настолько самоуверен, дорогая, что осмелюсь утверждать, что могу завоевать твое сердце, — сказал он.
— Оно уже твое, — прошептала Алинда.
— А твой ум просто восхищает меня. Жаль, что многое, чему я учился, забыто. Слишком весело я проводил время в Париже.
— Я уверена, что ты так же умен, как твой отец, возразила Алинда. — Я читала о нем. Его все очень уважали.
— Если мы такая умная пара, то какими же гениальными будут наши дети? — улыбнулся Роджер.
— Я хочу, чтобы они были похожи на тебя, — произнесла Алинда и тотчас зарделась румянцем.
— А я надеюсь, что они унаследуют материнский характер и, конечно, ее красоту. Ты сама не знаешь, как ты красива.
Алинда, неожиданно для себя, осмелилась попросить;
— Пожалуйста, повтори. Мне никто не говорил ничего подобного.
— Я буду повторять это без устали, пока не заставлю тебя поверить, что ты самая красивая девушка на свете. Но я еще не закончил. Третья составляющая любви — душа.
— А ты веришь, что у человека есть душа?
— У тебя она точно есть. Помоги мне обнаружить, ощутить мою.
Он тесно прижал ее к себе, и теперь только ткань одежды разделяла их.
— Когда я дома тосковал по тебе и отсчитывал время до нашего свидания, то нашел в библиотеке книгу о Гортензии Мазарини, о которой ты говорила. Ты была права, Алинда. Гортензия сделала короля счастливым, одарив его тем, что не могла ему дать ни одна из его любовниц.
— Она вдохновляла его.
— И то же самое происходит со мной. Встретив тебя, я узнал, что такое истинное блаженство.
— Такое же чувство было
— Конечно, первый поцелуй — он всегда первый и отличается от тех, что будут потом. Но тогда все было так чудесно, что я испугался.
— Испугался? Чего?
— Что я все это себе вообразил. — Роджер сделал паузу. — Все вышло так неожиданно. Мне нравилось беседовать с тобой, до того момента ты не была мне желанной, не девушкой из плоти и крови, а чем-то эфемерным, сотканным из лунного света и ночных теней.
— А когда ты меня поцеловал?
— Тогда я понял, что именно тебя искал всю жизнь.
— Но ты этого не сказал.
— Я был так ошеломлен, что все слова вылетели у меня из головы. Я поспешил закрыть дверь и остаться наедине с собой, чтобы сохранить на какие-то лишние мгновения охватившее меня волшебное чувство. Я отправился снова на островок и там думал о тебе, Алинда, почти до утра.
— Если б я только знала… — прошептала Алинда, вспоминая, как несчастна она была, как упрекала себя за податливость и нескромность.
— А на следующий вечер, — продолжал Роджер, — я был слишком расстроен ссорой с матерью.
— Я понимаю тебя, — тихо произнесла Алинда.
К ее удивлению, он резко встал и увлек ее за собой.
— Теперь уже нет причин, дорогая, скрывать от самих себя, что мы любим друг друга. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
— Но ты в трауре.
— И ты тоже. Твоя няня успела мне рассказать о постигшем вас горе. Я сочувствую, но все же… — Он на мгновение запнулся. — И все же я хочу сказать, что мы теперь свободны, совсем свободны! Мы имеем право не соблюдать условности, если только пожелаем. Хочешь знать, почему я еще задержался? Я провел день в Лондоне и получил разрешение на брак до окончания траура. Выслушай, пожалуйста, мое предложение.
Алинду не надо было просить об этом, она и так жадно ловила каждое его слово.
— Мы поженимся без лишнего шума, так как о нашем бракосочетании можно будет объявить официально только через месяц. Потом я отвезу тебя в свое поместье в Лестершире.
— Не в Кэлвидон?
— Только не на наш медовый месяц. — Он улыбнулся. — Я не хочу, чтобы ты ревновала меня к этому дому. Как это бывает, мы убедились на горьком примере. Ты будешь принадлежать мне полностью, а я тебе, как и полагается молодоженам. Я люблю тебя и обещаю любить и впредь сильнее всего на свете.
— Ты искренне говоришь это? — недоверчиво спросила Алинда.
— Неужели ты сомневаешься? Между нами нет соперничества, у нас одни интересы, у нас есть все основания счастливо прожить жизнь.
— Я люблю тебя, — единственное, что могла ответить на это Алинда. — Мне хочется сделать тебя счастливым.
— Тогда зачем нам терять время? Давай поженимся, милая! Я до сих пор боюсь, что ты все-таки существо из мира грез и в любой момент растаешь без следа.
— Обещаю твердо, что этого не будет, — в первый раз за время их беседы Алинда улыбнулась.