Ночные сумасбродства
Шрифт:
— Что именно ты имеешь в виду? — мрачно спросил он.
Она пожала плечами:
— Вне мира Зика Джеймса люди трудятся по девять часов в сутки, чтобы оплачивать счета, чтобы сводить концы с концами, рвутся к настоящей жизни, и эта цель для них недостижима. Они не знают, что это — войти в магазин и купить то, что хочется, по любой цене. У них бывают скверные дни, они болеют, с ними… с ними происходят несчастные случаи.
Мелоди осеклась. Она говорит не то. То, что она пыталась высказать, не имело отношения к богатству. Это имело отношение к тому, что Зик принадлежал ей, а она — ему.
— Я не могу объяснить, — наконец жалобно призналась она.
— Ты обвиняешь меня в том, что я добился успеха? — холодно поинтересовался Зик. — Ты не дождешься от меня извинений за это. Я вытаскивал себя из грязи постепенно, дюйм за дюймом, и видел достаточно для того, чтобы поклясться: я скорее перережу себе горло, чем вернусь туда, откуда начал. Попробуй пожить с человеком, который вроде бы должен любить тебя и заботиться о тебе, но забывает о том, что ты существуешь. Мне приходилось спать в грязной постели, есть испорченные продукты, потому что иначе пришлось бы голодать, и никому до этого не было дела. Я не знал, что такое ванна, но понимал, что другие не воняют так, как я, моя мать и ее дружки. Но, оказавшись в приюте, я начал тосковать по этой жизни, как бы плоха она ни была, потому что другой у меня не было, и я был напуган до потери рассудка.
Будучи не в силах смотреть на Мелоди, он встал и глубоко вздохнул. С минуту его спина оставалась прямой, как палка, плечи были напряжены. Все говорило о том, что она глубоко ранила его.
Напуганная тем, что натворила, Мелоди прошептала:
— Зик, извини меня. Я не хотела… Прости.
— Не важно. — Он выглядел спокойным, но она знала, что творится у него в душе. — Все это было давно. Просто не говори, Ди, что я не знаю жизни. Я не вырос в мире, который ты называешь миром Зика Джеймса. Я оказался там, заплатив за это потом, слезами и кровью. И еще благодаря везению. Но я скажу тебе одну вещь. — Он подошел к Мелоди и заглянул ей в глаза. — Я мог бы завтра бросить все и уйти, ни разу не оглянувшись. Ты говоришь о моем мире, но я хочу, чтобы ты усвоила: я владею этим миром, а не он мной. Это разница. Огромная разница.
Мелоди хотелось верить Зику, но она не могла решиться. Впрочем, действительно ли это так важно? Ведь все относительно.
Он был так близко, что она ощутила запах мыла, исходивший от его тела и еще влажных волос, падавших на лоб. И почувствовала, что ее тянет к нему.
Зик протянул руку и накрутил на палец ее локон.
Мелоди знала, что за этим последует, и знала, что Зик даст ей возможность уйти, вырваться из-под власти его чар. Гостиную освещали только пара ламп и мигающие огоньки на рождественской елке. Здесь было спокойно, тепло и безопасно. Сила его чувственности обволокла Мелоди, и она отдалась колдовскому поцелую.
Язык Зика коснулся ее рта, и это было похоже на удар тока. Из горла женщины вырвался слабый стон, и Зик простонал в ответ, когда ее руки обвились вокруг его шеи и пальцы проникли в чащу его волос.
Рот мужчины был голодным, требовательным и удивительно — до боли — знакомым, возбуждая каждый нерв ее тела. Она отдалась наслаждению, не замечая, что полы халата распахнулись. И вдруг Мелоди ощутила пальцы Зика под тонкой тканью ее бюстгальтера и похолодела.
— Нет! — в панике выкрикнула она, отскакивая от него и быстро запахивая халат.
Зик дышал, как бегун на длинные дистанции, и не сразу смог заговорить.
— Все в порядке. — Он не отпустил ее совсем, только ослабил объятия. — Мы можем делать это медленно.
— Я вообще не хочу этого делать. — У нее во рту пересохло, она с трудом глотнула. — Мы не можем…
— Можем. — Зик опять поцеловал Мелоди, едва коснувшись губами ее губ. — Мы — муж и жена, Ди, и ты только что продемонстрировала, что хочешь меня так же страстно, как я тебя. — Он говорил не пылко, не с торжеством. Просто констатировал факт. — Мы с тобой — единое целое, и ты ничего не можешь с этим поделать.
Мелоди раздирало множество противоречивых эмоций. Если они займутся любовью, если Зик увидит ее шрамы, он непременно проникнется к ней отвращением. А она хотела, чтобы он помнил ее такой, какой она была прежде. Не только ради себя. Ради него. Когда они поженились, она была идеальной. Так зачем ему приспосабливаться к худшему? Нет. Она должна быть сильной. Слабость непозволительна.
— Нет, Зик, — прошептала Мелоди. — Мы больше не муж и жена.
— Я в это не верю. — Он все еще пытался удержать ее. — Ни секунды. Поэтому не трать зря силы на попытки меня убедить. Лучше пойди прими душ, накрась губы, припудрись, сделай все, что вы, женщины, делаете, когда выходите в свет. Я не собирался давать тебе скучать сегодня вечером и купил билеты в театр.
Мелоди с ужасом посмотрела на него:
— Я не пойду.
— Конечно, пойдешь. Мы не позволим паре снежинок остановить нас. Это все-таки Лондон, а не Северный полюс.
— Я не то имела в виду. Я останусь в отеле.
— Почему? — Его черные глаза смотрели на нее с вызовом.
Мелоди не хотела прибегать к старой, как мир, отговорке: «У меня болит голова».
— Мне нечего надеть, — сказала она.
Это была правда. В ее чемодане лежали только брюки и майки, которые она носила в больнице. Вечерние платья остались дома. Зик усмехнулся:
— Это не проблема.
Он отпустил Мелоди и подошел к елке. Она увидела, что под елкой лежат несколько пакетов в красивой обертке.
— Ты можешь заранее получить кое-что из твоих рождественских подарков, — весело сказал он, беря два пакета. — Я купил платья на размер меньше, чем ты носишь обычно, потому что ты похудела. Надеюсь, я не ошибся. Примерь их.
Пораженная Мелоди пробормотала:
— Где? Когда?
Зик молчал. Целая гамма эмоций — радость, смущение, неуверенность — пробегала по его лицу.
— Пока ты спала, я немного побродил по магазинам. Твои рождественские подарки остались дома. Я не думал, — он покачал головой, — что мы проведем рождественскую ночь в отеле.
— Зик, я не могу это принять. Ей казалось совершенным бесстыдством принимать от него что-либо в таких обстоятельствах.
— Почему нет? — спокойно спросил он.
— Просто не могу, — беспомощно проговорила Мелоди. — У меня нет ничего для тебя, например. Это… это было бы нечестно.
Зик бросил пакеты на диван, обнял ее и не отпустил, когда она попыталась вырваться. Одной рукой он осторожно взял жену за подбородок и поднял ее лицо так, чтобы она смотрела ему в глаза.