Ночные тени (сборник)

Глебова Ирина Николаевна

Оформив все бумаги, Антон проводил новую заключённую до самой камеры. У массивной двери с врезным окошком остановились, и он, выразительно кивнув, попросил конвоира:

– На пару слов.

Тот молча отошёл в сторону. Капитан посмотрел на Карамышеву. Женщина стояла отрешённо, с пустым взглядом. Да, такой неожиданный арест – всегда шок.

– Лидия Андреевна!

Антон легонько тряхнул её за руку. Словно приходя в себя, она подняла на него глаза. Молодой человек смотрел участливо, по-доброму – она подумала об этом удивлённо, но как бы со стороны.

– Лидия Андреевна, убедите своего адвоката в том, что вы пытались остановить своего мужа. Он хотел выстрелить в себя, а вы вырвали у него карабин и случайно нажали на курок. Борьба, резкое движение и… случайность.

Вы слышите меня? Понимаете?

Она смотрела молча, и Антон, наклонившись, настойчиво повторил:

– Стойте твёрдо на этом! Пытаясь предотвратить самоубийство, вы совершили неумышленное убийство. Это ваш шанс, ваш минимальный срок!

Он резко отвернулся от неё, приоткрыл окошко в двери. Там, в камере, сидели и лежали на нарах пять женщин. Две помоложе, три постарше. На некоторое время именно они станут постоянной компанией для Карамышевой.

Идя обратно по гулкому коридору и слыша за собой лязг запираемых решётчатых перегородок, Антон думал: «Зайду в дежурку, расспрошу, что за люди в девятой камере. А то ведь есть такие… оторвы, стервы… Если что, переведу её в другую. Пусть хоть до суда посидит, как человек. А уж там – как повезёт…»

Нет, не ожидал он, что так жаль будет ему эту женщину – до сердечной боли…

Глава 7

Ночью Лидии снился хороший сон. Впрочем, кошмары ей не снились никогда. Наверное потому, что жизнь её нынешняя и была главным кошмаром. Куда же ещё?.. И, ложась спать, она словно проваливалась в яму бездонную, беспросветную, убивающую чувства, ощущения – всё, кроме давящей сердечной боли. Летела, летела вниз, пока сердце не выдерживало нарастающей скорости ударов. И, казалось, перед последним, обрывающим жизнь толчком, женщина просыпалась. Таковы были её ночи. И если приходил сон, он всегда был прекрасен, даже когда она плакала, как в этот раз.

Во сне Лидия стояла на высоком, поросшем густой травой холме. Стояла и беспомощно смотрела на Алика. А он, с перекошенным болью и злостью лицом говорил и говорил. Она пыталась что-то сказать в своё оправдание, но не могла – он уже почти кричал. Обвинял её – обидно, оскорбительно, несправедливо. Но вот махнул рукой отвернулся и побежал вниз, туда, где далеко и расплывчато виднелся город. Ей стало тоскливо и страшно, и, в то же время, захлёстывала такая нежность и любовь к нему! Она стала звать его: «Алик! Алик!» Но он не оглядывался, убегал всё дальше и дальше. А рядом с ней появился другой человек, тот – Саша. Или он и был всё время рядом? Он держал её за руку, ласково утешал и тихо тянул, уводил куда-то прочь. Она плакала и всё оглядывалась Алику вслед, но, обессиленная от рыданий, поддавалась, шла за тем, другим. Вот он подхватил её на руки, занёс в дверь какого-то дома, положил на кровать, стал целовать и говорить о своей любви. А она, отвернув лицо к стене, всё плакала, с тоскою думая только о нём, об Алике, который ушёл, не оглянувшись, которого она так любит и который так несправедливо обидел её…

Лидия проснулась и увидела, что здесь, в реальности, она тоже плачет. И сердце так же болело, и тоска сковывала дыхание – и всё-таки это было прекрасно, и ей хотелось, чтоб эти чувства не уходили, оставались с ней. И чтоб сон не расплывался, не ускользал, как утренний туман, а оставался в памяти каждой деталью. Он был, конечно, весь из символов, но так же точен и правдив, как и её жизнь – любовь только к нему, единственному, Алику, его несправедливость и обидное непонимание, толкнувшее её однажды к другому мужчине…

Как же, как произошло всё то, что произошло? Как началось, длилось, можно ли было остановить, исправить? Теперь у неё хватало времени обо всём этом думать вновь и вновь. Семь лет заключения – вот её срок. Адвокат не сумел убедить суд в том, что происшедшее – несчастный случай: жена, пытаясь предотвратить самоубийство, случайно нажала на курок, да так умело, что разнесла мужу голову! Но всё-таки сомнения у судей зародились, потому и осуждена Лидия была почти по минимуму, за непредумышленное убийство.

После суда прошло полтора месяца.

Этап был недолгим – в сторону Рязани. Но уже тогда, в «столыпинском» вагоне, когда мимо их женского, взятого в решётку купе, повели утром в туалет мужчин, а её сокамерницы облепили прутья и с кокетливыми гримасами и задиранием юбок стали выкрикивать жуткую похабщину, и когда чуть позже повели «оправляться» женщин и конвоир, здоровенный мужик, с равнодушно-мерзкой ухмылкой подставил ногу, не дав ей до конца закрыть дверь кабинки, уже тогда Лидия отчётливо поняла, что ни семи лет, ни даже года она здесь не проживёт. Умрёт. Но знала она и другое: Алик не позволит этому произойти. Они ведь не предполагали, что всё обернётся так нелепо. Её обвинять в убийстве того, кто жив и здоров! Она сама не может никому рассказать об этом – не может второй раз предать своего мужа. Но ведь и он, узнав о случившемся, не станет молчать и скрываться – он не такой и он любит её. Просто он ещё не знает…

Да, у неё было время о многом подумать, потому что большей частью здесь она молчала. Разные окружали её женщины: и отвратительные, потерявшие человеческий облик, и нагло-нахрапистые, и тупоумные, и хитрые, и тихие, забитые мышки. Были и обычные, такие, какие встречаются в обыденной жизни, но совсем мало. И в камере, и в бригаде царил порядок авторитетов, но Лидию не трогали. С самого её появления слух уже шёл: хладнокровная убийца из интеллигентов! Подстроила мужу ловушку и расчётливо снесла ему голову из ружья! Нет, отрубила ему башку напрочь особым кинжалом – у них дома целая коллекция оружия была. Хотела отправить голову в посылке его любовнице, да не успела… С такой психопаткой лучше не связываться. Вон, у неё взгляд ненормальный: смотрит сквозь тебя, как сквозь стекло, в упор не видит! А если спросишь о чём-то – вскинет ресницы, а зрачки ну точно дикие! «Да» скажет, или «нет». И – молчит. На прогулке или в камере сядет в углу и книжку читает. «Идиота» какого-то. Видно, тоже про психопата.

… Так что, её не задевали, сторонились. Будет ли так всё время? Она сомневалась, видя, как порой стремительно меняются отношения в здешнем мирке, какие идут перетасовки, на какой тонкой, порой взрывоопасной нити сохраняется видимое равновесие. Но пока Лидия радовалась окружавшему её отчуждению, пользовалась им, чтобы всё понять в своей прошлой жизни. И часто, просыпаясь по ночам или в мутных сумерках, слыша мерзкую возню на чьих-то нарах, или днём, в мастерских, механически кроя пневматическими ножницами брезентовые штаны и куртки, она думала о своём. Вспоминала.

* * *

С Аликом они познакомились на новогоднем вечере в заводском клубе. Тогда, двенадцать лет назад, ещё не прошла мода устраивать праздничные «Огоньки» наподобие популярной телепередачи. В одном билете указывалось два места за столиком – можно было пригласить кого-нибудь. Лида пригласила подругу Эльку, потому что ни с кем на тот момент не встречалась. Ухажеры конечно у неё были, но – так, не стоящие внимания.

– Здорово! – сказала Эля, войдя в зал с огромной, невероятно красивой люстрой под высоченным потолком, с гигантской разукрашенной ёлкой и множеством столиков вокруг. Она была здесь впервые, поскольку работала не на заводе, а в научно-исследовательском институте. Лида же, после окончания института, получила направление в заводское конструкторское бюро. Завод был стратегического назначения, богатый, престижный, и клуб имел соответствующий. Со сцены негромко наигрывали музыканты, зал наполнялся, все рассаживались за столиками. Сначала провожали старый год, смотрели небольшой весёлый концерт, зажигали ёлку, встречая год новый, пили, закусывали, танцевали. Часа в два ночи распахнули до сих пор наглухо закрытые двери клуба, шумной молодой толпой вырвались на улицу, под медленно кружащие хлопья снега, бросались снежками и вновь забегали в тёплый весёлый зал, где не умолкала музыка. Двери уже не закрывались, никто не проверял, свои ли входят, чужие ли – какая разница! К Лиде, сквозь толпу танцующих, пробилась Эля, глаза у неё возбуждённо горели. Наскоро бросив Лидиному партнёру: «Пардон!» – она потащила подругу в сторону.