Ночные волки
Шрифт:
То, что он увидел, не могло ему нарисовать даже самое жестокое воображение. Лучше бы он никогда не открывал эту дверь. Лучше бы он умер прямо перед ней…
Тонким ручейком кровь стекала в коридор. Он закричал во весь голос, когда увидел этот красный зловещий ручеек. В гостиной лежал отец. Ноги Стаса подгибались, когда он, стараясь не наступить на кровь, прошел в комнату. Отец лежал на полу, неловко подвернув ногу. Рубашка его была растерзана ударами ножа, грудь превратилась в кровавое месиво. Пронзительный вопль вырвался из груди юноши:
– Мама!…
Ее он
Стас зажмурился. Где-то далеко в сознании мелькнула мысль: это кошмарный сон, сейчас он откроет глаза и проснется. Он стоял зажмурившись и не мог открыть глаза. Так простоял, может быть, минуту, а может, и час. Стоял и дрожал всем телом. А потом решился – открыл глаза. И тогда все вокруг завертелось, закружилось в бешеном круговороте, и он рухнул на пол, потеряв сознание.
Когда прибежали соседи, услышавшие его крик, то в первую минуту они решили, что Стас тоже погиб. Но прибывшие врачи констатировали, что мальчик жив, но пребывает в глубокой коме. На нервной почве.
Без сознания Стас пробыл двое суток. Очнувшись, он вспомнил все и сразу. И застонал так громко, так отчаянно, что переполошил медсестер, тут же сбежавшихся на его крики.
Поправился он быстро. Через неделю его уже выписали, посоветовав на прощание по возможности беречь себя. Стас промолчал. Беречь себя уже было не для кого.
Он очень изменился. Стал молчалив. О боли своей не говорил никогда ни с кем. Все жило глубоко в нем. Посторонних он к своей беде не допускал.
Первое, что он сделал, – поменял квартиру на такую же, двухкомнатную, только в другом районе.
Не мог он жить в квартире родителей, где все напоминало о том времени, когда он был так безмятежно счастлив. Это было выше его сил.
Поэтому он так сразу понял состояние дочери Макова. Поэтому и уступил ей свою комнату. Он, как никто, понимал, что сейчас на душе у Любы.
Факультет журналистики отныне был не для него. Он отнес документы на юридический и поступил без проблем. Тогда, пятнадцать лет назад, он надеялся своими силами найти тех, кто в одночасье разрушил его жизнь. Убийц не нашли, и он хотел сам их найти, чего бы это ему ни стоило.
Женился он на четвертом курсе. К тому времени на факультете было мало людей, которые не знали бы его историю. Но он оберегал себя от сочувствия, ни с кем не дружил. Всем он казался нелюдимым, хмурым – да он и был таким.
Однако мало кто знал другое. Он отчаянно нуждался в близком человеке. Но когда одна из первых красавиц факультета Наташа Кулагина обратила внимание на вечно одинокого Стаса, он не понял, что стал ее избранником. Не понял и еще больше замкнулся.
Но Наташа была не из тех, кто легко отступает перед трудностями. Пригласила Стаса в общежитие на свой день рождения.
Стас долго думал: идти – не идти? Народу, по всей вероятности, будет много, а он отвык от большого скопления людей, если это не читальный зал. Но в итоге решил: хватит вести затворнический образ жизни. Пойдет он на этот день рождения.
В общежитие он пришел впервые. Еле нашел нужную комнату. Постучал. Дверь мгновенно открылась.
На пороге стояла Наташа – легкая, воздушная, в прозрачном платье. Свет падал из окна напротив двери и четко вырисовывал ее точеную фигурку. Стас понял, что погиб безвозвратно.
Первое, что он сделал, – выронил цветы, которые держал в руке. Тут же бросился их поднимать, то же самое сделала и Наташа, и они столкнулись лбами.
Было больно, но оба рассмеялись.
– Ох! – сказал он. – Ради Бога, извини.
– Ничего, – отозвалась она, потирая ушибленное место. – Наверное, это мне в наказание. За вранье.
Она окинула его с головы до ног одобрительным взглядом.
– Ты так и будешь стоять на пороге? – спросила она.
Он вошел и открыл портфель.
– Тут подарок тебе…
– Подожди, – остановила она его. – Я тебе должна кое-что сказать…
Тут Стас заметил, что комната пуста. Кроме него – никого. Ни одного приглашенного.
И сразу все понял.
– Нет никакого дня рождения, да? – спросил он.
– Ага, – беспечно ответила Наташа. – Нету никакого дня рождения. Так что можешь закрыть свой портфель. Но цветы я себе, пожалуй, оставлю.
– Да, – растерялся Стас. – А тогда зачем я пришел?
Оказалось, что пришел он сюда за своим счастьем. Наташа призналась, что придумала этот предлог, чтобы пригласить его к себе в общежитие. Она давно хотела ему что-то сказать. Вот уже полгода, как она ни о ком не может думать, только о нем. Писать письма – глупо, она не школьница. Выкинуть его из головы – не может. Она достаточно современная женщина, и уж во всяком случае не тургеневская барышня, чтобы ждать, когда же этот Стас соблаговолит обратить на нее свое высокое внимание. Нет, она не такая. Она пригласила его сюда, а между прочим, это было очень непросто. Чтобы выдворить из этой комнаты на несколько часов девчонок, которые живут с ней, пришлось не только врать, но даже унижаться. Но зато теперь она говорит правду, одну только правду, ничего, кроме правды, и да поможет ей Бог. А она хочет помочь Стасу: он так одинок, и она по его милости одинока, потому что никто ей на этом свете не нужен, кроме него. И если он думает, что современной девушке легче первой признаться в любви, чем какой-нибудь допотопной Татьяне Лариной, то он глубоко ошибается.
Выпалив свой монолог, во время которого она взволнованно ходила по комнате, постоянно натыкаясь при этом на кровати и тумбочки, Наташа рухнула на кровать и заплакала.
Стас растерялся.
– Ты что?… – забормотал он. – Ты что, Наташа? Ты что?
– Уйди, Стас, – всхлипывала она. – Уйди, ради Христа. Стыдно.
Он подошел к ней, опустился на колени, взял ее ладони, которыми она закрывала свое лицо, и стал целовать их. Когда он посмотрел на нее, то увидел, что она улыбается сквозь слезы и смотрит куда-то вдаль. Свет из окна падал ей на лицо, и он подумал, что ради этой минуты он и жил с той самой страшной ночи. Эта минута была ему наградой за все, что он пережил после смерти своих родителей.