Ночные всадники
Шрифт:
Однажды он вернулся с обхода плантаций и застал ее над какими-то чертежами.
— Это планы дома на горе, — гордо сказала она ему. — Я составила их. Дом имеет форму восьмиугольника. Внизу помещаются кухня, прачечная и комнаты для прислуги. Широкая лестница ведет наверх в жилые помещения. Веранда окружает дом, комнаты находятся в центре. Тут есть три спальни, библиотека, гостиная, столовая (в случае, если москиты будут назойливы) и помещение для вас.
— О, обо мне не беспокойтесь.
— Не говорите глупостей. Я собираюсь совсем передать вам это имение, когда оно надоест мне.
— Нет, нет…
— Помните, для меня это пустяки. Все относительно, и я могу дарить кокосовые рощи так же щедро, как туземец может подарить кокосовый орех. Разумеется, я надеюсь, что это будет иметь для вас значение.
— Больше всего на свете, — ответил он взволнованно. — Это будет первым счастливым случаем в жизни, и если я не справлюсь, то заслуживаю презрения, как самый безнадежный бездельник и бродяга.
Она верила в него. В этом человеке ничто не давало повода думать, что он потерпит неудачу; в нем не было следа слабости или скрытого порока. Если он потерпел неудачу, то только потому, что несчастья преследовали его. До сих пор она не пыталась узнать его прошлое. Она хотела, чтобы он сам рассказал ей. Глядя на него, этого рослого мужчину с естественным чувством собственного достоинства, он заметила, что он весь полон силы и энергии. Он подстриг бороду, а лицо его еще больше стало бронзовым. Его голос был звучным. В каждом его движении чувствовалась уверенность. Она гордилась им.
Вдруг она хлопнула по столу.
— Мистер Мун, я уверена, что где-то видела вас раньше. Я никак не могу вспомнить.
Он отвернулся в сторону, чтобы она не заметила его смущения. Перед его взором предстали маковое поле, пыльная дорога и крест… Он глубоко вздохнул.
Она задумалась.
— Дайте мне подумать. Кажется, я начинаю вспоминать… Конечно… О!..
Она издала невольный возглас. Вошла Мауера.
— Что такое, Мауера?
— Мадам, разрешите мне пойти ночевать к отцу.
— Почему?
— Прошлой ночью его посетил призрак. Отец боится.
— Хорошо, Мауера.
Фелиция удивилась, что забыла о призраке. Она вспомнила, что ей рассказывали о призраке, о том, что он появляется только в лунные ночи. Теперь как раз наступили лунные ночи. Фелиция беспокойно взглянула на Муна.
— Знаете ли, — произнесла она, — я могу выдержать все что угодно, только не это. Я никак не могу забыть ту ужасную ночь, в хижине. Мне кажется, что я уеду.
— И откажетесь от своих планов?
— Что же делать? Я боюсь, боюсь.
— Вот что: я не верю, что это призрак. Предоставьте мне это дело, и я покончу с призраком.
— Что вы собираетесь делать?
— Проведу ночь в роще и подстерегу его.
— Вы не осмелитесь.
Он презрительно рассмеялся.
— Я думаю, что нужен целый полк призраков, чтобы запугать меня. Разрешите мне попытаться этой ночью.
— Но вы оставите меня одну, без защиты?
— Я велю Джонсу сторожить в столовой. Мауера может спать в моей комнате.
— Мауера напугана больше меня.
— Вы можете довериться Джонсу. Он совершенно не страдает нервами.
— Хорошо, но только не сегодня ночью. Быть может, он больше не покажется. Посмотрим.
3
Они всегда обедали на веранде, и это время казалось им самым счастливым. Они долго оставались на месте. Он курил трубку, она — папиросы. Они обсуждали то, то было проделано за день и намечали работу на следующий день. Разговор то прекращался, то возобновлялся. В такие минуты она немного изучила Джека. Он оказался развитым человеком, глубоко вдумчивым, с прекрасными душевными качествами. Но как хорошо Фелиция ни знала его настоящего, прошлое его оставалось для нее тайной.
Она обожала послеобеденное время, когда сумерки сгущались, когда кругом царила мертвая тишина, когда можно было беспредельно отдаться грезам, созерцая далекую сверкающую лагуну.
В этот вечер, однако, она встала сейчас же по окончании обеда.
— Сегодня я не буду сидеть здесь. У меня болит голова, и я пойду отдохнуть.
Холодно пожав ему руку, она простилась с ним, а он еще целый час после ее ухода сидел на веранде, погрузившись в разнообразные думы. Затем, выбив об перила веранды пепел из трубки, он совершил обход усадьбы. Все было спокойно, и он отправился спать.
4
Что это?
Крик… ужасный вопль прорезал ночную тишину.
Одним прыжком он очутился возле двери Фелиции и открыл ее настежь. Она лежала на полу, а у освещенного луной окна было… лицо. Это было огромное, обезображенное, блестящее лицо. Он бросился на лицо со сжатыми кулаками, но только разбил свои руки о массивную решетку. Лицо исчезло! А Фелиция? Она не упала в обморок, а лишь в страхе рыдала. Когда он поднял ее, она прижалась к нему так, что он почувствовал, как она вся дрожала.
— Вы видели? — простонала она. — Ужасно! Ужасно!
— Ложитесь в постель. Его больше нет. Его больше не будет. Смотрите, я спущу занавес и закрою окно.
Наконец он уговорил ее лечь спать, а сам провел ночь у ее двери.
На следующее утро она плохо себя чувствовала и не вышла к завтраку. Позже она вышла на веранду. У нее было бледное лицо.
— Я велел, — сказал он ей, — Джонсу и Мауере сторожить всю ночь. Мауера не будет бояться в присутствии Джонса, а Джонс не боится ни человека, ни черта.