Ночные всадники
Шрифт:
Она встала и я последовал за ней по узкой тропинке. Один или два раза она обернулась и послала мне сияющий нежный взгляд. Я боготворил ее больше, чем когда-нибудь.
Мы достигли хижины и на пороге она остановилась. Те еще не вернулись. Она протянула мне обе руки, и глаза ее заблестели слезами. «Будь мужественен, мой любимый; это все ради меня, если ты меня любишь». — «Я люблю вас, моя дорогая. Все ради вас. Я уеду завтра». — «Мы помолвлены теперь, не правда ли дорогой?» — «Мы помолвлены, моя любовь».
Она прильнула ко мне и слилась с моими объятиями, как меч со своими ножнами. Она взяла мое лицо своими белыми руками и посмотрела на меня долго и вдумчиво.
— Я люблю вас, я люблю вас, — прошептала она. — Будущим июнем, мой любимый. Будущий нюнь.
Она мягко ускользнула от меня и я остался на месте, смущенно созерцая закрытую дверь.
— Будущий июнь! — услышал я как эхо. Предо мной с улыбкой на лице стоял Локасто.
ГЛАВА VIII
Быть так грубо пробужденным от восторгов любви, внезапно отвернуться от того, кого любишь больше всего на свете и увидеть того, которого должен больше всего ненавидеть — равносильно впечатлению оглушительного взрыва, но человеческая природа не в силах упасть, подобно ракете, с небесных высот любви. Я все еще находился в восторженном состоянии духа, когда, обернувшись, очутился лицом к лицу с Локасто. Ненависть была далека от моего сердца, и, увидев, что он также смотрит на меня без особенной неприязни, я почувствовал желание отложить на минуту в сторону враждебные чувства. Великодушие победителя пылало во мне.
Когда он подошел ко мне, его манеры были почти изысканны, полны достоинства.
— Вы должны простить мне, — сказал он, — что я подслушал вас. Но я проходил случайно и наткнулся на вас, прежде чем сообразил это.
Он протянул мне руку.
— Надеюсь, мои поздравления не покажутся вам слишком неприятными. Я знаю, что мое поведение в этом деле не может произвести на вас особенно хорошего впечатления. Я действительно взбалмошный человек. Будьте великодушны и предайте забвению прошлое? Хотите?
Я еще не спустился на землю. Я все еще парил в разреженных высотах любви и готов был объявить полную амнистию своим врагам. Когда он стоял так, искренний и привлекательный, в нем чувствовалось прямодушие и честность, которым трудно было противостоять. Я был убежден в чистосердечности его намерений и прямодушно протянул ему руку. Его пожатие заставило меня скорчиться.
— Да, я еще раз поздравляю вас. Я знаю ее и восхищаюсь ею. Она чистое золото. Это маленькая королева, и человек, которого она полюбит, должен быть горд и счастлив. Я поживший человек, я знаю свет и в общем отношусь цинично к женщинам, Я уважаю свою мать и сестер, а остальных… — Он выразительно пожал плечами. — Но эта девушка — другое дело. Я чувствую себя в ее присутствии, как двадцать пять лет назад, когда я был юношей с непотускневшими идеалами и чистым сердцем; когда женщина казалась мне святыней.
Он вздохнул.
— Знаете ли, молодой человек, я никому еще не говорил этого, но я отдал бы все, что я имею, миллион чистоганом, чтобы вернуть эти дни. Я никогда не был счастлив с тех пор. Вы не должны думать, что я интересуюсь вашей возлюбленной. Я достаточно стар, видите ли, чтобы быть ее отцом, и она глубоко трогает меня. Забудьте недоверие. Я хочу быть вашим другом. Я хочу помочь вам быть счастливыми. Джек Локасто совсем не так уж скверен; вы убедитесь в этом, когда узнаете его поближе. Не могу ли я сделать что-нибудь для вас? Чем вы намерены заняться в этой стране?
— Я еще сам не знаю хорошенько, — сказал я. — Надеюсь занять хороший участок, когда представится случай. А пока я собираюсь искать работы на ручьях.
— В самом деле? — сказал он задумчиво, — вы знаете кого-нибудь?
— Нет!
— Ладно, я могу кое-что предложить вам. У меня в Эльдорадо работают арендаторы. Я дам вам записку к ним, если хотите.
Я поблагодарил его.
— О, не стоит, — сказал он. — Я жалею, что играл такую низкую роль в прошлом и сделаю все, что в моих силах, чтобы загладить это. Верьте мне, что я хочу этого. Ваш друг англичанин задал мне самую основательную трепку за всю мою жизнь, но через три дня я пошел и пожал ему руку. Он славный парень. Мы откупорили с ним ящик вина. О, мы большие друзья теперь. Я всегда сознаюсь в своем поражении и не выношу злопамятства. Если я могу чем-нибудь помочь вам и ускорить вашу свадьбу с этой маленькой девочкой, вы можете всецело рассчитывать на Джека Локасто — вот и все.
Было раннее, ясное, холодное утро, когда мы отправились в Эльдорадо, Джим и я. У меня были письма от Локасто к арендаторам Рибвуду и Гоффману. Я показал их Джиму. Он нахмурился.
— Не хотите ли вы сказать, что поладили с этим дьяволом? — сказал он.
— Он не так уж дурен, — сказал я укоризненно. — Он пришел ко мне как мужчина и предложил свою дружескую поддержку. Сказал, что он стыдится за себя. Что мне оставалось делать? У меня не было оснований сомневаться в его искренности.
— Остерегайтесь его искренности. Он так же искренен, как укрощенная гремучая змея. Бросьте это письмо в ручей.
Но я отказался послушаться старика.
— Ладно, идите своей дорогой, — сказал он, — но не говорите потом, что я не предостерег вас.
Мы шли по тропинке, протоптанной ногами рудокопов и переносчиков грузов. Внизу лепились хижины, из которых поднимались в золотистый воздух султаны лилового дыма. Лагерь был уже на ногах. Мужчины рубили дрова, таскали воду. Долгий, долгий день начинался.
Следуя по дороге, мы добрались до Бонанцы, маленькой грязной речонки в узкой лощине. Вдоль по руслу ручья мы могли, видеть все возрастающую деятельность рудокопов. На каждом участке были дюжины хижин и много высоких конусов сероватой грязи. Мы увидели людей, стоящих на возвышенных платформах, вертящиеся вороты. Мы увидели, как бадьи поднимались наверх с темно-серой грязью и она сбрасывалась через край платформы. Местами платформы стояли в центре этих темно-серых конусов на высоте двадцати футов.