Ночью, при луне...
Шрифт:
Еще одной проблемой было отсутствие у него рук, и несколько более серьезной проблемой – отсутствие головы. Нахмурив лоб, Сара взглянула на безголового, но щедро наделенного мужскими достоинствами Франклина. Нет, так дело не пойдет. Каролина, Эмили и Джулиана ушли из ее спальни после того, как помогли набить и смонтировать Франклина, и, пока слуги наполняли ванну, она спрятала его в гардеробе. Но как только слуги ушли, Сара вытащила его оттуда. Она просто не могла насладиться ванной и лечь в постель, оставив их детище в таком плачевном состоянии.
Подойдя к гардеробу, она достала свою самую старенькую ночную сорочку, потом сняла с одной из подушек белую наволочку. Засунув
Получилось немного неуклюже, но все же лучше, чем ничего. Правда, теперь у него не было шеи. Но лучше уж не иметь шеи, чем быть безголовым. Теперь, когда появилась голова, требовалось лицо.
И сразу же перед ее внутренним взором возникло лицо – идеальное лицо. Умные карие глаза. Точеные черты лица. Твердые полные губы, которые редко улыбаются, но когда улыбаются…
Боже милосердный!
У нее замерло сердце, когда она вспомнила, как лорд Лэнгстон незаметно кивнул ей с другого конца стола. Несмотря на то, что она сидела рядом с обаятельным лордом Сербруком, а напротив сидел большой умелец развлечь собеседника мистер Дженсен, мысли ее были заняты лордом Лэнгстоном. А он в течение всего ужина разговаривал с Джулианой. С Джулианой, которая выглядела абсолютно потрясающе.
Сара закрыла глаза и попыталась прогнать непрошеное чувство, которое мучило ее целый вечер, но больше не смогла этого сделать. На нее нахлынула ревность, и она со стоном закрыла лицо руками.
Поскольку приглушить это чувство не удалось, она решила не противиться и целиком погрузиться в него, прежде чем спрятать его в самый дальний угол своей души.
Проклятие! Не хотела она испытывать никакой ревности, тем более к одной из своих самых лучших подруг. Ревность – глупое, бесполезное состояние души, которое посещало ее только тогда, когда она по наивности хотела того, что не могла иметь. Например, красоту.
Она уже давно смирилась с недостатками своей внешности. Вместо того чтобы понапрасну жаловаться на судьбу, которая не одарила ее такой же потрясающей внешностью, как Каролину, она сосредоточила свои интересы на садоводстве и рисовании. Она заставила себя выбросить из головы женские мечты, которые занимают умы большинства девчонок – бесполезные мечты о любви, романтике и великой страсти, – и нашла большое удовлетворение, ограничившись садом и своим этюдником. Ее великие страсти были неромантического свойства. Ей достаточно своих интересов, своих друзей, своих любимых животных, своего увлечения кулинарией, чтобы быть вполне довольной жизнью.
Однако иногда, чаще всего, когда она одна лежала ночью в постели, в тишине спящего дома, ее охватывало чувство пустоты, заставлявшее мучительно желать того, чего она не могла иметь. Любви, волшебной романтики, великой страсти. Любящего мужа и любимых детей.
Когда она позволяла себе подобные мысли, это ее сердило и расстраивало. Ведь жизнь и так была к ней благосклонной, и за это ей следовало быть благодарной. У нее была надежная крыша над головой, и в отличие от ее овдовевшей приятельницы Марты Браун у нее всегда была пища, а в отличие от ее друзей сестер Даттон она обладала отменным здоровьем. Так что в целом жизнью Сара была довольна.
Но иногда, как, например, сейчас, ей хотелось большего. Хотелось того, что было у Каролины с Эдвардом, – любви, магии и страсти. Хотелось такой же, как у Эмили, красоты, благодаря которой не один, а сразу двое мужчин целый вечер ходили перед ней на задних лапках. Хотелось такой же спокойной красоты, как у Джулианы, которая заставляла все головы поворачиваться ей вслед, а мужчину, сидевшего рядом с ней за ужином, смотреть на нее таким взглядом, как будто он никогда не видывал более прелестной женщины.
Сара опустилась на кушетку и прижала к глазам ладони, чтобы не позволить слезам вырваться наружу. Глупые, бесполезные мысли. Смешные, бесплодные мечты, от которых еще сильнее ощущается одиночество. Надо спрятать их в самый дальний уголок души, чтобы они не дразнили ее. Не причиняли боли. До следующего раза, когда она по глупости снова не выпустит их из заточения.
Сделав глубокий вдох, она решительно утерла слезы. Вдруг что-то прикоснулось к ее плечу, и она подняла голову. Франклин, как будто почувствовав ее настроение, наклонился к ней, и его набитое плечо прижалось к ее плечу. Это было проявлением сочувствия – великолепной черти идеального мужчины. К сожалению, его комковатая голова скатилась с плеч и валялась теперь на полу, возле обутых в сапоги ног. Готовность в буквальном смысле теряй, голову была чертой менее привлекательной. Очевидно, требовалось исправить дело с помощью иголки и нитки.
Сара со вздохом посадила Франклина прямо, подняла с пола голову и пристроила ее на плечи. Потом решительно встала. Довольно. Она попусту потратила массу времени, желая получить то, что не могла иметь. Желая мужчину, о котором не следовало даже мечтать. Мужчину, интерес которого к ней был подозрителен и уж наверняка мимолетен. Мужчину, который, вполне возможно, был подлым убийцей.
Однако как только эта последняя мысль пришла ей в голову, ее сердце неистово бросилось на его защиту: должно иметься какое-то другое объяснение тому, что лорд Лэнгстон возвращался домой с лопатой в руке в ночь убийства мистера Уиллстона. Но какое? Она уже поняла, что он лгал, что ухаживал за растениями, цветущими ночью. Способен ли он производить зловещие эксперименты вроде тех, которыми занимался доктор Франкенштейн? Разумеется, нет. В таком случае приходится вновь вернуться к тому же вопросу: чем он занимался в ту ночь?
Она вздохнула. Пора отложить на время эти мысли и залезть в ванну. Но сначала надо позаботиться о Франклине – не оставлять же его беззащитным, пока она будет мыться. Взяв под мышку его неуклюжее тело и голову, она подошла к гардеробу и запрятала их в самый дальний угол. Ему было там не очень удобно, и голова его держалась не совсем прямо, но придется идеальному мужчине потерпеть. Хорошо еще, что у него не было шеи, потому что если бы была, то к утру он растянул бы шейную мышцу.
Закрыв двустворчатую дубовую дверцу гардероба, Сара пересекла комнату, утопая босыми ногами в пушистом ковре. Положив очки на столик рядом с ванной, она развязала поясок халата и стряхнула его с плеч, так что он упал на пол возле ее ног. Потом осторожно перешагнула через край медной ванны и медленно опустилась в горячую воду.
Испустив вздох наслаждения, она согнула колени, потому что длина ванны была меньше ее роста, и опустилась еще глубже, так что душистая горячая вода коснулась подбородка. Потом откинула голову на изогнутый медный подголовник, закрыла глаза и позволила телу впитывать тепло. Тишину в комнате нарушало лишь тиканье часов на каминной полке.
Тепло и пар расслабили ее напряженные мышцы, и ей вдруг вспомнилась другая ванна…
Перед глазами возник образ лорда Лэнгстона, выходящего из ванны после купания. Вода стекает по его мокрому голому телу. Он поднимает мускулистые руки, чтобы откинуть назад мокрые волосы. Боже милосердный! Нет ничего более великолепного, чем ванна, – разве что возможность наблюдать, как ее принимает идеальный мужчина.