Ноготок судьбы
Шрифт:
— На! — проговорил я, обращаясь к жене и кладя ей розы на колени; но Марта не взглянула на цветы, не дотронулась до них; розы соскользнули с ее колен и упали на пол. Я поднял цветы и поставил их в вазу, но, как и жене, они не доставляли мне удовольствия, аромат их даже как-то раздражал меня. Я испытывал какое-то неприятное ощущение неловкости от сознания своей неправоты. Три дня спустя после этого события я был очень удивлен, когда в час ночи моя жена, которой почему-то не хотелось спать, ласкаясь ко мне, проговорила:
— Теперь так тепло и тихо! Пожалуйста, пройдемся со мною по саду. Я оденусь потеплее и постараюсь не простудиться. Ты согласен, Роже?..
Я открыл дверь на веранду; действительно, ночь была тиха и тепла, небо сияло звездами, теплый ветер шелестел в цветущих кустах, озаренных полною луною. От роз лилось сильное приятное
Обращаясь к Марте, я проговорил:
— Пойдем!
II
Как светло было в этом волшебном саду! Светло, как днем. Сама Марта, освещенная полною луною, в своем белом платье, со своими пепельными волосами, бледным и прозрачным лицом, казалась мне каким-то сверхъестественным и лучезарным призраком. Она улыбалась мне, подобно больному ребенку, грустною и милою улыбкою, и, глядя на нее, я чувствовал, как мое сердце сжимается под давлением тяжелых предчувствий. Какие думы бродили в голове моей больной жены в эту лунную благоухающую ночь? Сознавала ли она всю эфемерность нашей жизни, понимала ли она всю силу своей опасной болезни, предчувствовала ли близость своей кончины? Быть может, ее просто волновал страх перед таинственностью этого странного сада, страх перед неясными, бесформенными очертаниями теней, видневшихся в его глубине. И в самом деле, в воздухе носилось какое-то волшебство; со всех сторон нас окружала какая-то необъяснимая таинственность. Одновременно с женою мы почувствовали желание обернуться, но под влиянием необъяснимого страха не решались взглянуть назад, а между тем мы ясно чувствовали чье-то дыхание позади нас, и несмотря на полное отсутствие ветра, листья на кустах и деревьях как-то странно шелестели. Нет! положительно сад был заколдован!
— Ты чувствуешь, как пахнут эти розы? — проговорила, наконец, Марта.
Какое дивное благоухание лилось от этих цветов! В воздухе носился аромат, правда, не такой сильный, как днем, когда розы освещены яркими солнечными лучами, но более нежный, более упоительный, более сладостный, — как будто сотканный из неги и истомы и пронизывавший вас, пронизывавший до мозга костей. Из-за листьев и веток, которые окрашивала луна в коричневатые и серо-зеленоватые цвета, белели розовые, белые, чайные, светло-желтые ароматные розы, а красные издали казались кусками запекшейся крови. Но светлые розы, как будто обнаженные, скинувшие свои одеяния и застигнутые врасплох во время сна, как наслаждались они приятным, ласкающим фосфорическим освещением, царившим в саду! Любуясь ими, мы с Мартою поняли, что гуляем в волшебном заколдованном саду.
Как бы для довершения очарования в аллеях сада в то время, когда мы очутились в глубине его у бассейнов, покрытых водяными растениями, раздались живые, почти человеческие голоса, послышался грустный и нежный напев, в котором звучали только две ноты — свистящая и хрипящая. Это жабы напевали свою меланхолическую песенку, при звуках которой моя жена повисла на моей руке и голосом, в котором слышалось инстинктивное отвращение, так часто испытываемое женщинами при виде пресмыкающихся, проговорила:
— Скорее, Роже! Скорее вернемся домой…
Медленно разносилось пение жаб; мы внимали, казалось, какому-то хрипу любви и сна. То слышалось соло самки, отвечавшей своему возлюбленному, то вдруг начинался дуэт обоих супругов и одновременно лились звуки двух голосов — пронзительного и степенного. Мало-помалу монотонная симфония усиливалась, и проснувшееся эхо стало отвечать ей со всех сторон. Казалось, что во всех уголках сада, под каждым розовым кустиком, в каждой клумбе, под каждым деревом, чета жаб напевала свой любовный, томный и порывистый дуэт.
— Я боюсь, Роже, — проговорила Марта, — вернемся скорее.
Но в то мгновение охватившее нас очарование приняло другую форму. Мы услышали жалобный звук флейты. Неведомо откуда неслись
— Роже, Роже, взгляни же на них!
Звуки флейты, по-видимому, доносившиеся со стороны дома, притягивавшие к себе шероховатых, морщинистых и черных пресмыкающихся, вдруг смолкли. Прыгающая толпа жаб моментально остановилась. Белые зобы животных надулись и, как бы ответом на звуки флейты, снова зазвучала их монотонная песнь любви. Но флейта заиграла вновь, и на этот раз звуки ее неслись не смолкая, и таким странным, таким необыкновенным, таким сверхъестественным показался нам этот сад, эта масса благоухающих роз, охраняемая поющими животными и звуками этой волшебной флейты, что под влиянием охватившего ее сильного страха Марта направилась бегом к дому, увлекая меня за собою. Но в этот момент, когда мы уже достигали балкона, с облегчением людей, близких к цели, жена моя громко крикнула и в страхе отступила назад. На пороге стеклянной двери балкона, которую я забыл закрыть, важно восседала жаба и, заграждая нам дорогу, пристально глядела на нас своими круглыми глазами. Но помощь явилась внезапно. Мы услышали за собою поспешные шаги и, обернувшись, увидели старого садовника, странного очарователя таинственного сада, который шел к нам с флейтою в руках. Он поднял инструмент, как подымает дирижер свою палочку перед оркестром. Глядя на приподнятую флейту, жаба решилась удалиться. Медленно, как бы с сожалением, спустилась она со ступеней подъезда, и мы могли беспрепятственно войти к себе, сопровождаемые взглядом строгих глаз садовника, по-видимому, ожидавшего, чтобы дверь захлопнулась за нами. Ни одним словом не обменялись мы со стариком. Мы не могли произнести ни звука: такое чувство страха и ужаса перед необъяснимым навеяли на нас эти сами по себе ничего ужасного не представлявшие розы, эти певшие и скакавшие животные и этот старик, игравший ночью на флейте. Долго не могли мы заснуть в ту памятную ночь. Нашему покою мешало необъяснимое чувство страха; нам все казалось, что тут, в нашей комнате, присутствуют какие-то таинственные сверхъестественные существа. Чувство такого страха невольно иногда испытываешь в некоторых жилищах, когда не можешь дать себе ясного отчета в том, откуда является это острое неприятное душевное состояние, лишающее нас покоя.
Неожиданно в полумраке комнаты, слабо освещенной мерцавшим светом плохо горящего ночника, я ясно услышал в углу, где стояла прислоненная к двери кровать моей жены, как кто-то заскрежетал зубами.
— Марта, это ты? — вскричал я.
— Это я… у… меня… лихорадка!.. — ответила мне жена голосом, прерывавшимся от страха.
Я быстро соскочил со своей постели, но услышал резкий и повелительный голос Марты:
— Не двигайся, слушай!..
Она сидела на своей постели, вся дрожа, с широко открытыми от ужаса глазами.
— Не дыши, — говорила она, обращаясь ко мне. — Не дыши, слушай!., слушай!.. Ты слышишь дыхание, кто-то дышит под моей постелью?..
В самом деле, тихий, непонятный звук, какое-то странное дыхание слышалось в комнате. Но кто мог проникнуть сюда через незатворенную дверь, во время нашей прогулки?
Я поспешно зажег свечу и с карманным револьвером в руках заглянул под кровать Марты, которая продолжала дрожать и твердила:
— Берегись, берегись, Роже!..
Под кроватью никого не оказалось, за диваном тоже. Я быстро заглянул за ширму в углу комнаты — также никого, а между тем непонятное дыхание делалось все громче и громче; казалось, что дышит существо, которому страшно и которое прячется. Я стал передвигать кресла, но вдруг услышал крик жены; что-то черное запрыгало по ковру; двигалась огромная пятнистая жаба, до тех пор скрывавшаяся под стулом. Мигом бросился я к двери, надеясь отпереть ее и выпустить противное животное, но не тут-то было. Жаба, испуганная криками жены, бросилась в ее сторону.