Ноль К
Шрифт:
– А говорили они на португальском.
Он явно получал удовольствие – развалился в кресле и говорил с самым серьезным видом, обращаясь к потолку.
– Они разговаривали, но ничего не ели. Я перекусил, а может, это потом было, в следующий перелет. Самолет сел, они сошли, а меня какой-то человек провел через летное поле и посадил в другой самолет. Лысый мужик, метра два ростом, в темном костюме, на шее цепь с большим серебряным медальоном.
– Ты был в Минске.
– В Минске.
– Это в Беларуси.
– Штампа
– Чартерный, компания “Русджет”.
– Маленький и не такой удобный, пассажиров других не было. Беларусь, значит.
– Оттуда ты полетел на юго-восток.
– Спать хотелось, соображал плохо, устал как собака. Не помню, что было на следующем отрезке пути – останавливались мы или нет. И сколько вообще их было, этих отрезков. Я спал, мне что-то снилось, мерещилось…
– Что ты делал в Бостоне?
– Там моя девушка живет.
– Ты и твои девушки все время живете в разных городах. Почему?
– Чтобы больше ценить время.
– А здесь все совсем иначе.
– Да. Я уже понял. Здесь нет времени.
– Или оно так необъятно, что, кажется, даже течет по-другому.
– Вы прячетесь от него.
– Мы на него надеемся.
Теперь и я развалился в кресле. Хотелось курить. Я бросал дважды и теперь хотел снова начать и снова бросить. Пожизненный цикл – так мне это представлялось.
– Я могу задать вопрос или должен молча принимать все как есть? Хочу знать правила.
– Какой вопрос?
– Где мы?
Он медленно кивнул, обдумывая ответ. Потом рассмеялся.
– Ближайший относительно крупный город находится за границей, называется Бишкек. Столица Киргизии. Подальше Алма-Ата, она больше, это в Казахстане. Но Алма-Ата не столица. Была когда-то. А теперь столица Астана, там золотые небоскребы и прямо в торговом центре можно полежать на песчаном пляже, а потом поплавать в бассейне с искусственными волнами. Когда узнаешь, что тут как называется и как это произносить, то понемногу освоишься.
– Так долго я здесь не пробуду.
– И то верно. Правда, прогнозы врачей насчет Артис изменились. Все откладывается еще на сутки.
– Я думал, время определено с точностью до секунды.
– Тебе не обязательно оставаться. Она поймет.
– Я останусь. Останусь, конечно.
– Процесс контролируют самым тщательным образом, но организм порой заставляет вносить коррективы.
– Она умрет естественной смертью или ей помогут испустить последний вздох?
– Ты ведь понимаешь, что последним вздохом ничего не заканчивается. Понимаешь, что он лишь предваряет нечто большее, что будет продолжение.
– Уж очень деловой подход, по-моему.
– На самом деле очень человечный.
– Человечный.
– Быстро, без вреда и без боли.
– Без вреда, – повторил я.
– Необходимо, чтобы все происходило в полном
Он подался вперед, положил руки на стол.
– Почему здесь? – спросил я.
– Есть другие лаборатории, технологические центры – еще в двух странах. А здесь база, штаб-квартира.
– Но почему в этой пустыне? Почему не в Швейцарии? Не в пригороде Хьюстона?
– Нам это и нужно – быть подальше от всего. Здесь все условия. Надежные энергогенераторы, мощные механизированные системы. Взрывозащитные стены, укрепленные перекрытия. Структурное резервирование. Противопожарная защита. Патрулирование с земли и с воздуха. Усовершенствованная система киберзащиты. И так далее.
Структурное резервирование. Нравилось ему, как это звучит. Он отодвинул ящик стола и выставил бутылку ирландского виски. Указал на поднос с двумя стаканами, я пошел за ними. Вернувшись к столу, осмотрел стаканы – не осел ли на них проникший снаружи песок и каменная пыль.
– Где-то здесь в кабинетах сидят люди. Прячутся. Что они делают?
– Создают будущее. Новую концепцию будущего. Не похожую на другие.
– И непременно здесь.
– В здешних местах тысячи лет обитали кочевники. Чабаны пасли овец в чистом поле. Эту землю не трепала, не прессовала история. История здесь похоронена. Лет тридцать назад Артис работала на раскопках где-то к северо-востоку отсюда, рядом с Китаем. История похоронена в курганах. Мы вышли за рамки. Мы забываем все, что знали.
– Да здесь собственное имя забудешь.
Он поднял стакан и выпил. Виски тройной перегонки, редкий купаж, выпускается в весьма ограниченном количестве. В свое время отец все это мне подробно объяснил.
– А как насчет денег?
– Чьих?
– Твоих. Ты, разумеется, немало отвалил.
– Я всегда считал себя большим человеком. Моя работа, достижения, преданность делу… Потом я смог уделить время и другим вещам – искусству, я изучал концепции, традиции, инновации. Все это меня увлекло. И само произведение искусства, картина, висящая на стене… Потом я принялся за редкие книги. Часы, дни напролет проводил в библиотеках, в закрытых фондах, и не потому, что хотел сделать какое-нибудь приобретение.
– Ты имел доступ в закрытые для других места.
– Но я шел туда не для того, чтобы приобретать. А чтобы стоять и смотреть. Или сидеть на корточках и смотреть. Читать названия на корешках бесценных книг, стоявших в ряд на зарешеченных полках. Вместе с Артис. А однажды, в Нью-Йорке, вместе с тобой.
Я почувствовал, как виски, его гладкое пламя, проникает внутрь, и на мгновение прикрыл глаза, а Росс тем временем перечислял по памяти заглавия книг, которые ему довелось увидеть в библиотеках мировых столиц.