Ноль-Ноль
Шрифт:
— Ну да… — мрачно согласился Фил. — Я тоже вон сколько лет работаю с «изобретателями развлечений»…
…Скука. Теснота. Скованность. Клаустрофобия — как главное, самое непереносимое ощущение от объективной реальности. Этот мотив в общении Фила с подопечными торчикозниками присутствовал постоянно. Близость горизонта. Бедность выбора. Скудость содержания и перечня возможных вариантов. Кто про это красивей всех трепался: Никеша? — но такая отрицательная мотивация была характерна для очень многих, едва ли не большинства подсевших на балду. «Вы не обращали разве внимания? Мы живем в отвратительно понятном мире! В котором, с которым все, в общем, ясно, очень просто и совершенно неинтересно. С ним и с нами… Никто же, по сути, давно не интересуется, что мы такое? С одной стороны, наплевать, а с другой, все всем давно понятно. Причем вариант трактовки победил самый примитивный: ты — это штука биологии, мотивированная статусом, размножением и баблом. И никто не возражает. А если вдруг возражает, то, опять же, изнутри очерченного круга понятий… Мать вашу, ну что за тоска!..»
Наркоманом, конечно, кто только не становится, социальная выбраковка идет по разным принципам, но ведь среди прочих подвержены ей и те, кто ЛУЧШЕ статистического большинства. Именно потому, что не самодостаточны — в них слишком много человеческого, чтобы удовлетвориться тупой природной программой (семья-зарплата-карьера) и «обычным» кругом интересов (с кем изменяет соседу жена). Но вот эти-то чисто человеческие мощности у них и оказываются не востребованы — и уходят в очередной дурбазол.
Самое поганое, что ничего такому человеку посоветовать невозможно. Другой (и совершенно не важно, кто именно) со своим мнением тут по определению бесполезен — найти себя можно только в одиночку. Те немногие, у кого это получилось, счастливы в той же мере, в какой несчастны не сумевшие.
Филу ведь скучно не было никогда — по такой простой причине: он занимался в жизни тем, чем хотел, к чему у него был талант, что приносило пользу людям и признание ему. Но не мог же он показать вчерашнему широкезу на себя и сказать: «Завидуй!»…
3
Фил припарковался наискось к бордюру, вылез, квакнул сигнализацией. Перешагнул провисшую меж гранитными пеньками чугунную цепь, посмотрел на часы и принялся, шевеля в кармане ключи от машины, шарить глазами по стоящим, сидящим, слоняющимся, ловить и отбрасывать настороженно-небрежные взгляды.
Артема этого Фил никогда не видел; голос в трубке был молодой, самоуверенный, с ленцой, скорее неприятный. Бывший мент, ушедший в частное детективное агентство. Фил в очередной раз поразился широте круга Каринкиных знакомств. Вообще, это удивляло его всегда, сколько он ее знал, но в последние дни, занявшись уже целенаправленными розысками, собирая координаты ее друзей, приятелей разных степеней дальности, экс-коллег, экс-парней (всех, кто мог знать, где она), Фил вдруг понял, что на самом деле слабо представлял себе обширность и разнообразие Каринкиных «контактов». Иногда она рассказывала ему о всяких диковинных персонажах, с которыми ей доводилось встречаться по разным поводам: от человека с абсолютной памятью до недешевой проститутки мужского пола, но теперь Фил убеждался, сколь малая часть ее жизни и ее знакомств ему, оказывается, известна.
Открытие оказалось для него странно неприятным, хотя главным ощущением этих дней было все-таки нарастающее беспокойство за Каринку. Никаких ее следов он обнаружить по-прежнему не мог. Те, кто общался с ней после него, да и то только по телефону (во всяком случае, видевшие ее ему пока не попадались), описывали эти разговоры как невнятные и обрывочные, темы их как странные, а Каринкины интонации — все больше как встревоженно-подавленные. Артем же, до которого Фил дошел в конце концов по извилистой цепочке, услышав от него, что Каринка пропала, сразу потерял охоту к телефонным беседам и предложил встретиться. Забились на Пушке.
Фил бродил, куря, вокруг постамента. Нервный, холодный, осенний уже ветер совался под распахнутую куртку. Позади памятника то ли со-, то ли разбирали крытую сцену, аллея была перегорожена, кандехала оттуда пара сумрачных ментов. «Не-е, ну такой обалдево-о-он…» — счастливо ныла в мобилу противоестественная блондинка, странно покачиваясь на одном месте.
— Филипп?
Фил обернулся, выбрасывая сигарету:
— Артем?
Бритый наголо, слегка лопоухий от этого крепкий мужик пониже и помладше (лет эдак на пяток) Фила, с несколько одутловатым лицом и цепкими соображалистыми глазками. Пожали руки, постепенно усиливая пожатие, продлевая его столько, сколько заняло взаимное беглое, но внимательное изучение.
До вчерашнего дня о существовании друг друга они не подозревали. Позвонив Артему, узнав, что тот с Каринкой хотя бы разговаривал уже после него, и пытаясь разведать какие-нибудь подробности, Фил, естественно, применил всю профессиональную убедительность, но надежды на откровенность собеседника не питал — не то у него было ремесло, закваска и манера речи. Однако сворачивать разговор собеседник не спешил; он подробно расспросил о Каринкиной пропаже и о причинах заинтересованности в ее поисках Фила (тот придерживался легенды о порученце родителей, что чем дальше, тем больше соответствовало действительности: Филу приходилось регулярно докладываться им, впадающим уже в откровенную панику), после чего сам предложил стрелку. Теперь Фил гадал, что Артем на его счет думает. Как ни странно, ему чудилась со стороны бритого экс-мента некая смутная приязнь. Обратился тот к Филу сразу на «ты».
— Когда, значит, она тебе звонила? — уточнил Фил.
— В пятницу… — Подумал. — И в воскресенье.
Последний звонок Саше был в четверг. Последний из известных Филу телефонных контактов с ней, как раз невнятно-скомканный, тоже в воскресенье.
— О чем вы, если не секрет, говорили?
Артем искоса прищурился на Фила. Они медленно шли мимо охраняемых бабкой на стульчике пластмассовых биосортиров с ксерокопированным извинением за отсутствие льгот на каждой из полудесятка голубых дверец.
— Она спрашивала, сложно ли достать «деталь» мобильного номера… Детализацию, — добавил сыщик, видя Филово непонимание. — Список абонентов…
— Это когда?
— В пятницу.
— Зачем это нужно, не объяснила?
— Не-а. Я сказал, что дело, в общем, непростое и недешевое, и она: ладно, говорит, забудь.
— А номер она не называла?
— Не-а.
— То есть она хотела узнать чьи-то телефонные контакты?
— Ну, этим, как ты догадываешься, нам, «частникам», много заниматься приходится… Тут только надо иметь своего человечка в сотовой фирме. Или в угро, — подхмыкнул чему-то своему. — Для ментов же биллинги — один из главных способов раскрывать дела… Так что если у тебя есть, скажем, знакомый опер, ты просишь добавить твой номер к списку, который он подает на пробивку мобильному оператору. Хотя так обычно долго выходит…
По широкой лестнице полезли на широкую террасу кинотеатра.
— Так, а сколько это стоит?
Артем покосился, дернул углом рта:
— Ну, на фирме купить… В среднем, «деталь» — баксов, скажем, пятьсот. Если тебе нужен анализ, ну, установление по именам контактов интересанта, его перемещения, то умножай на три минимум…
По террасе пошли направо. Подразвинченный отрок, незаметно подскочив, с вкрадчивой наглостью потребовал закурить; ласковая улыбочка заверяла, что ночью от его компании без множественных переломов костей черепа ты бы не отделался. Фил нехотя полез в карман.