Ноль-Ноль
Шрифт:
Просеявшись через шевелящиеся снаружи тополиные кроны, солнечные зайчики гоняли по кухне. Тихо гундосило «Наше радио» (опознанное Филом благодаря музыкальным вкусам тринадцатилетнего сына), невнятно нудило о лесбийских страстях. На перепачканном столе «спал» ноутбук с седым от пыли экраном; обтрепанные по краям распечатки, распахнутые глянцевые журналы, томик Стивена Кинга держались неустойчивой грудой, готовой поползти во все стороны и накрыть тарелки с бурыми, спекшимися останками, несколько кухонных ножей с черными лезвиями хитрых форм, отдельно лежащую трубку домашнего телефона.
— Когда, говорите, она мобилу отрубила? — Марик сгреб за горлышки с подоконника несколько цокнувших пустых бутылок, сгрузил их под мойку.
— Во вторник я уже до нее дозвониться не мог.
— Вторник… Она звонила мне в прошлые выходные. Не помню точно, в субботу или в воскресенье…
— Ничего странного не говорила?
— Она?.. М-м… Про Никешу спрашивала… — Марик принюхался к взятой с подоконника же большой керамической кружке. — Пацана одного знакомого… — Некоторое время помедитировал на содержимое и решительно выплеснул его в раковину.
— Я его знаю, — удивленно сказал Фил. Почему-то он не ожидал, что Марик может быть знаком с Никешей. — А что она про него спрашивала?
— Где он сейчас.
— И где?
— Без понятия. Я его тыщу лет не видел… — Он выудил из сушилки над мойкой видавшую виды турку, нагнувшись, добыл откуда-то шелестящий пакет молотого кофе.
— И все? Ничего больше не говорила?
— Да че-то говорила… непонятное. Шизовый разговор был. Мне, честно говоря, показалось, что она на дури…
Они встретились с Филом взглядом. Тот снова механически подумал, какое у этого профессионального, так сказать, мужика на вполне брутальном, с черной разбойной щетиной, лице вялое выражение. Не похмельное — абстинентных признаков вроде не наблюдалось — а именно ленивое. Марик работал «мужчиной по вызову». Рекламу собственных услуг, как рассказывала Каринка, вешал в Сети. За час брал с клиенток порядка двухсот баксов. Фил вспомнил о нем случайно, когда размышлял о разнообразии Каринкиных знакомств. Еле нашел…
— Почему на дури? — Фил стоял посреди кухни, сунув руки в карманы. Только сейчас он понял, что все свидетельства странного поведения Каринки в последнее время подверстывают его именно к этой слишком очевидной версии.
— Пургу несла конкретную… — Марик снял с подставки электрочайник, подставил под яростную струю из крана. — МАЗ какой-то… АвтоВАЗ…
— В смысле?
— Или Марс… Не знаю ли я такого… Еще вопросы какие-то бредовые… Я так и не понял, чего ей надо было…
— Какие вопросы?
— Не помню… Ну, бред…
Марик включил чайник, принялся трясти в турку кофе. За окном с распахнутой форточкой шепелявила листва, взвизгивали дети.
— «Кто я для тебя?» — негромко произнес — то ли осведомился, то ли утвердил Фил.
Марик медленно повернулся к нему:
— Вам она что, тоже это говорила?
Филу — нет. Но некоторые из ее знакомых, кто общался с ней как раз в те дни, вспомнили, что она задавала им этот никем не понятый толком вопрос. Один и тот же. И мужикам, и женщинам. «Кто я для тебя?»
— Что она могла иметь в виду? — спросил Фил.
— Да я откуда знаю?..
Они смотрели друг на друга. Чайник влажно захрипел, словно собираясь прочистить горло. Радио голосом Кинчева выло про величие славянского духа.
— Заявление имеет смысл подавать? — спросил Фил. — Родители хотят, — добавил, слыша в трубке тишину.
— Толку?.. — пробормотал наконец Артем неодобрительно.
— Но с прошлых выходных о ней правда никто ничего… Не существует же срока, по истечении которого можно идти в ментовку с заявлением?..
— Да нет, срока не существует… но кто ее будет реально искать? Знаешь, сколько таких заявлений пишется каждый день? По скольку «бэвэпэ» получается на каждого мента из этих оперативно-разыскных отделений?.. Она ж совершеннолетняя…
— И что?
— Если несовершеннолетняя — прокуратура может завести уголовное дело сразу по сто пятой… Есть там перечень случаев: машина если пропала вместе с владельцем, если пропал собственник недвижимости, которая готовилась к продаже…
— А если не уголовное?
— Если не уголовное, то разыскное, — легкое раздражение в голосе. — По закону оно должно быть заведено через десять, что ли, дней после приема заявления. На самом деле хрен его заведут раньше, чем через месяц. Пока участковый данные соберет, пока прокуратура проведет проверку… Хорошо, если… черт, — он осекся, — ну, одно дело, если разыскиваемого найдут в больнице, в морге или там в изоляторе. Либо по БРНС получится его пробить… Бюро регистрации несчастных случаев…
— А если нет?
— Ну нет так нет. Будет висеть себе в базе данных… Что вообще ментура делает? Составляет опознавательную карточку со всеми данными на пропавшего, какие есть. Они направляются в справочно-информационный центр ГУВД. Если через три месяца не нашли, объявляют всероссийский розыск… — Артем замолчал, словно иссякнув. Фил ясно увидел курносое его лицо с набрякшими подглазьями (не синими, но отчеркнутыми резкими морщинами, как на бумаге, несколько раз сложенной по одной линии в разные стороны), и на лице этом маячило какое-то неприятное выражение. — Ты хоть подумай, — включился досадливо, — девке двадцать четыре года, с родителями не живет. Знакомые — хрен знает кто. Включая всякую шпану, бывших нарков. Или не бывших. Сама лечилась… Вот щас менты все бросят и ломанутся спидушники трясти…