Номер 249
Шрифт:
– Я заметил, что разговор у вас был неприятный.
– Он негодяй, Смит. Иначе не скажешь. Кое-что я начал подозревать с того вечера, когда он упал в обморок, - помните, вы тогда еще спустились к нему? Сегодня я потребовал у него объяснений, и он рассказал мне такие вещи, что волосы у меня встали дыбом. Он хотел, чтобы я ему помог. Я не ханжа, но я все-таки сын священника, и я считаю, что есть пределы, которые преступать нельзя. Благодарю бога, что узнал его вовремя, - он ведь должен был с нами породниться.
– Все это превосходно, Ли, - резко заметил Аберкромб Смит - Но только вы сказали или слишком
– Я предупредил вас.
– Раз для этого действительно есть основания, никакое обещание не может вас связывать. Если я вижу, что какой-то негодяй хочет взорвать динамитом дом, я стараюсь помешать ему, невзирая ни на какие обещания.
– Да, но я не могу ему помешать, я только могу предупредить вас.
– Не сказав, чего я должен опасаться.
– Беллингема.
– Но это же ребячество. Почему я должен бояться его или кого-либо другого?
– Этого я не могу объяснить. Могу только умолять вас уехать из этих комнат. Там вы в опасности. Я даже не утверждаю, что Беллингем захочет причинить вам вред, но это может случиться - сейчас его соседство опасно.
– Допустим, я знаю больше, чем вы думаете, - сказал Смит, многозначительно глядя в серьезное лицо юноши.
– Допустим, я скажу вам, что у Беллингема кто-то живет.
Не в силах сдержать волнение, Монкхауз Ли вскочил со стула.
– Значит, вы знаете?
– с трудом произнес он.
– Женщина.
Ли со стоном упал на стул.
– Я должен молчать. Должен.
– Во всяком случае, - сказал Смит, вставая, - вряд ли я позволю себя запугать и покину комнаты, в которых мне очень удобно. Вашего утверждения, что Беллингем может каким-то непостижимым образом причинить мне вред, еще недостаточно, чтобы куда-то переезжать. Я рискну остаться на старом месте, и, поскольку на часах уже почти пять, я, с вашего позволения, ухожу.
Смит коротко попрощался с молодым студентам и направился домой в теплых весенних сумерках, полусердясь, полусмеясь - так бывает с волевыми здравомыслящими людьми, когда им грозят неведомой опасностью
Как бы усердно Смит ни занимался, он неизменно позволял себе одну маленькую поблажку. Два раза в неделю, по вторникам и пятницам, он непременно отправлялся пешком в Фарлингфорд, загородный дом доктора Пламптри Питерсона, расположенный в полутора милях от Оксфорда. Доктор Пламптри Питерсон был близки другом Фрэнсиса, старшего брата Аберкромба Смита. И поскольку у состоятельного холостяка Питерсона винный погреб был хорош, а библиотека - еще лучше, дом его являлся желанной целью для человека, нуждавшегося в освежающих прогулках. Таким образом, дважды в неделю студент-медик размашисто вышагивал по темным проселочным дорогам, а потом с наслаждением проводил часок в уютном кабинете Питерсона, рассказывая ему за стаканом старого портвейна университетские сплетни или обсуждая последние новинки медицины, и особенно хирургии.
На другой день после разговора с Монкхаузом Ли Смит захлопнул свои книги в четверть восьмого - в этот час он обычно отправлялся к своему другу. Когда он выходил из комнаты, ему случайно попалась на глаза одна из книг Беллингема, и ему стало совестно, что он ее до сих пор не вернул. Как ни противен тебе человек, приличия соблюдать надо. Прихватив книгу, Смит спустился по лестнице и постучался к соседу. Ему никто не ответил, но, повернув ручку, он увидел, что дверь не заперта. Обрадовавшись, что можно избежать с Беллингемом встречи, Смит вошел в комнату и оставил на столе книгу и свою визитную карточку.
Лампа была прикручена, но Смит смог разглядеть все довольно хорошо. В комбате все было, как прежде: фриз, божества с головами животных, под потолком крокодил, на столе бумаги и сухие листья. Футляр мумии был прислонен к стене, но мумии в нем не оказалось. Не было заметно, чтобы в комнате жил кто-то еще, и, уходя, Смит подумал, что, вероятно, он был к Беллингему несправедлив Скрывай тот какой-нибудь неблаговидный секрет, вряд ли он оставил бы дверь незапертой.
На винтовой лестнице была тьма кромешная, и Смит осторожно спускался вниз, как вдруг почувствовал, что в темноте мимо него что-то проскользнуло. Чуть слышный звук, дуновение воздуха, прикосновение к локтю, но такое легкое, что оно могло просто почудиться. Смит замер и прислушался, но услышал только, как снаружи ветер шуршал листьями плюща.
– Это вы, Стайлз?
– крикнул Смит.
Никакого ответа, и за спиной тишина. Он решил, что всему виной сквозняк - в старой башне полно трещин и щелей. И все же он был почти готов поклясться, что слышал совсем рядом шаги. Теряясь в догадках, Смит вышел во дворик. Навстречу по лужайке бежал какой-то человек.
– Это ты, Смит?
– Добрый вечер, Хасти!
– Ради бога, бежим скорее! Ли утонул. Мне сказал об этом Харрингтон из Королевского колледжа. Доктора нет дома. Ты можешь его заменить, только идем немедленно. Кажется, он еще жив.
– У тебя есть коньяк?
– Нет.
– Я прихвачу. Фляжка у меня на столе.
Смит бросился наверх, прыгая через три ступеньки, схватил фляжку и кинулся вниз, но, пробегая мимо двери Беллингема, увидел нечто такое, от чего дыхание у него перехватило, и он остановился, растерянно глядя перед собой.
Дверь, которую он закрыл, сейчас была распахнута, и прямо перед ним, освещенный лампой, стоял футляр. Три минуты назад он был пуст. Смит мог в этом поклясться. А сейчас в нем находилось тощее тело его страшного обитателя - он стоял мрачный и застывший, обратив темное, ссохшееся лицо к двери. Безжизненная, безучастная фигура, но Смиту почудился в ней зловещий отзвук одушевленности: искра сознания в маленьких глазах, прятавшихся в глубоких впадинах. Смита это настолько потрясло, что он совсем забыл, куда и зачем направлялся, и все смотрел на тощую, высохшую фигуру, пока его не заставил опомниться голос Хасти.
– Спускайся же, Смит!
– кричал Хасти.
– Ведь дело идет о жизни и смерти. Скорей! Ну, а теперь, - добавил он, когда студент-медик наконец появился в дверях, - побежали. Надо за пять минут пробежать почти милю. Жизнь человека - большая награда, чем кубок.
Плечо к плечу мчались друзья сквозь темноту, пока, задыхаясь и совсем без сил, не достигли маленького коттеджа у реки. На диване, весь мокрый, как сорванные водоросли, лежал Ли; к темным волосам его пристала зеленая тина, на свинцовых губах выступила полоска белой пены. Харрингтон студент, с которым Ли жил в коттедже, - стоя возле него на коленях, растирал его окостеневшие руки, стараясь их согреть.