Нонсенс
Шрифт:
Мамедгусейн с пеной у рта отстаивал свою, довольно-таки в резкой форме, точку зрения:
– Да он просто сошел с ума!
– утверждал Мамедгусейн со знанием дела, будто врач-психиатр, каковым он никогда не был, всю жизнь пребывая в часовых мастерах.
– Уверяю вас, сошел с ума! У этого старого болвана и раньше не все было в порядке с головой.
Салмана и Зарифу эти разговоры (доходившие до них благодаря сердобольным друзьям и родственникам), как и поведение отца, а главное - реакция на это поведение знакомых, очень беспокоили. И на очередном семейном совете по телефону было решено, чтобы Салман поторопился
– Что случилось?
– не успев еще как следует распахнуть двери, тревожно спросил Кязым внуков.
– Ничего, - сказал Кямал.
– Все, - сказал Кямиль.
– Проходите, - внимательно вглядываясь в их лица, упавшим голосом пробормотал Кязым.
– Вы так меня напугали. Ко мне так рано никто не заходит.
– Мы звонили, но ты не брал трубку, - сказал Кямал.
– Я на ночь отключаю телефон. Садитесь и говорите побыстрей, что произошло. А то я скоро должен ехать... по одному важному делу.
– Знаем мы твое важное дело, - заухмылялся Кямиль.
– Зонтик только захвати, дождь обещали. Промокнешь.
– Что такое?! Что ты мелешь? Что он мелет, Кямал? Клянусь честью...
– Успокойся, дед, - сказал Кямал, - об этом уже все знают. Ты каждый день ездишь в село, на кладбище.
– К своему памятнику, - добавил Кямиль и, не сдержавшись, прыснул.
– Помолчи, щенок, - нахмурился Кязым, - много ты понимаешь...
– Да уж много, не много, а то, что над тобой издеваются, понять нетрудно. Все знакомые только и говорят о твоей странности, даже незнакомые говорят... От наших родственников проходу нет - только о тебе и спрашивают: выздоровел ли?
– Выздоровел?
– удивился Кязым.
– Думают, что ты того...
– Кямиль покрутил пальцем у виска.
– Что спятил, короче говоря.
Кязым посмотрел на Кямала.
– Да, дед, это так, - подтвердил Кямал слова брата.
– Вот что...
– проговорил задумчиво Кязым, помолчал немного и потом уже более беспечным тоном прибавил: - Этого следовало ожидать. Разве все растолкуешь людям? А, да ладно, бог с ними. Вы чаю хотите?
– Нет, - сказал Кямал, - никакого чаю...
– Мы в институт опаздываем, - прибавил Кямиль, - ты вот что, дед...
– Постой, я скажу, - прервал его Кямал.
– Слушай, дед, мы пришли сказать тебе, что против тебя что-то затевается. Что именно, не знаем.
– Тебе готовят какую-то пакость, - сказал Кямиль.
– Мама с дядей Салманом несколько раз говорили по телефону, что надо принять меры против...
– Против твоего сумасшествия. Вот именно так и воспринимают твое чудачество...
– Это не чудачество, - устало произнес Кязым.
– Вовсе не чудачество,
– Не имеет значения, - сказал Кямал.
– Неважно, - сказал Кямиль.
– Главное - мы знаем, что против тебя что-то замышляют.
– Узнаем конкретно - сообщим.
– А ты, в общем, будь готов.
– К чему?
– не поднимая безвольно опущенной головы, спросил Кязым.
– Ко всему, - сказал Кямал.
– То есть ко всему неожиданному, - уточнил Кямиль.
– Чтобы тебя не застали врасплох.
– Зачем?
– Кязым пожал плечами, улыбнулся мальчикам.
– Жизнь полна неожиданностей, тем и интересна.
– Это когда неожиданности радостные, - сказал Кямал.
– Ладно, - сказал Кямиль.
– Хватит философствовать. Мы на занятия опоздаем.
– Да, дед, мы побежали.
– Я вас довезу, - сказал Кязым.
– Подождите одну минутку, я вас отвезу, оденусь только.
– Нет, нет, это долго будет, - сказал Кямиль, - пока ты оденешься, умоешься...
– Я не буду умываться.
– Нет, мы на такси доедем быстрее. Будь здоров, дед, - Кямал легонько хлопнул Кязыма по плечу.
– Будь здоров и будь готов.
Кязым поцеловал мальчиков, отпер дверь.
– Осторожнее на улицах, - сказал он, - сейчас все ездят как сумасшедшие...
– Когда ты нам купишь машины, мы тоже будем ездить, как сумасшедшие, пообещал Кямиль.
– Знаю, - кивнул Кязым, - поэтому я и не покупал вам машины. Хотя... Скажу вам откровенно... Когда же еще придется сказать, повесть-то уже почти кончается? (Тут он вопросительно глянул на меня со страницы, но я промолчал, к чему заранее раскрываться?) Скажу откровенно только вам одним. Денег-то у меня не так уж и много, как кажется вашей матери... Теперь, пожалуй, всех моих денег даже на одну машину не хватит, клянусь честью...
– Все на памятник ухнул?
– Кямиль хитро подмигнул деду.
– Ух ты, мот... Хотя это нас не волнует - скажу тебе тоже откровенно...
– Нас это не волнует, - повторил Кямал.
– Ты, дед, смотри, если что. Короче, сказал уже - будь готов.
Лифт, вызванный Кямалом, подполз к лестничной площадке. Кязыму хотелось сказать им что-то очень важное, но что именно, он не мог вспомнить, это беспокоило и тревожило его; и сейчас он лихорадочно старался вспомнить за оставшиеся мгновения, искал в закоулках памяти это важное, пока внуки не покинули его, но вспомнил лишь тогда (оказалось, не там искать начал: не в памяти надо было ковыряться, а искать в душе), когда лифт плавно поехал вниз, с громко о чем-то заспорившими в кабинке внуками. Он торопливо подошел к решетке лифта и крикнул вниз:
– Вы очень добрые ребята!
В ответ снизу раздалось жеребячье ржание, гоготание и мяукание, видно, ребятам было неловко выглядеть так откровенно добрыми. Кязым, улыбаясь, поплелся к своей двери, когда на первом этаже, подобно взрыву, грохнула дверь лифта и раздался крик Кямала:
– Мы тебе позвоним вечером!
И тут же крикнул Кямиль:
– Не робей, дед! Мы с тобой...
– Это хорошо, что ты пришел именно ко мне, - говорил Мамедгусейн, горестно качая головой.
– Молодец, Салман. Ты прав: надо сообща подумать, что нам делать, как бороться с этой бедой, с напастью, что приключилась с твоим отцом, бедным моим другом Кязымом. Наш долг - помочь ему.