Шрифт:
Глава 1
Как же ей не хотелось умирать, до самой последней секунды, пока мысли сначала лихорадочно бегали в её голове, потом перешли на шаг, а вскоре и вовсе ушли далеко в детство. Она увидела отца совсем молодого в нейлоновой рубашке чернильного цвета с закатанными рукавами в начищенных, сбитых ботинках. И она совсем маленькая, с тоненькими косичками в голубом, коротеньком, ситцевом платье с кармашками, которое стояло колокольчиком, потому что мама отутюжила его тяжёлым утюгом. Она держит папу за руку, перепрыгивает через ямки на дороге и заглядывает снизу вверх в смеющиеся папины глаза. Они, такие нарядные, свежие, утренние идут в зоопарк и счастью нет предела. В тот момент, когда вдруг пронзила чудовищная боль, она не могла понять, что же всё-таки происходит – её радостное существование вдруг обернулось ужасом, а вскоре невыносимыми страданиями. Сознание медленно угасало, она понимала, что надо бороться за жизнь, царапаться, вырываться к свету, но сил хватило, чтобы сжать кулаки и скрючится от пронзительной, телесной пытки. И в последних проблесках сознания она увидела кровавый закат, который гасило море и услышала шуршащий звук, удаляющихся шагов.
Он любил тишину. Он вынужденно полюбил тишину. Иногда ему не хватало шороха волн или шума листьев на деревьях, когда в кронах задувал ветер. Скучал по трелям соловья, когда просыпался по многолетней привычке в пять утра в своём загородном доме. Ему не хватало привычного, балаганного чириканья воробьёв и всякой «мелкой, птичьей сволочи», как писали Ильф и Петров в «Золотом телёнке» Но он так привык к тишине, что когда у него появился
Свешников был потомственным скорняком. Он родился и молодые годы провёл в Сибири. Его дед и отец владели этой профессией в совершенстве, и парень всегда знал, какую профессию выберет. Когда настало время, отправили его, молодого, долговязого пацана, в Новосибирский институт лёгкой промышленности обучаться профессии. И параллельно он решил получить зоотехническое образование. Если тогда, тридцать лет назад, отец работал в системе советской меховой промышленности, которая принадлежала государству, то на сегодняшний день Сергей Сергеевич, благодаря своей предприимчивости и упёртому характеру, единолично владел зверофермой и цехами по выделке шкурок. Он давно сменил Сибирь на Санкт-Петербург, обзавёлся роскошным особняком, женой и оболтусом сыном, которого с глаз подальше, отправили учиться за границу. Казалось он имел всё для того, чтобы быть счастливым. Его жизнь напоминала картинки из модных, гламурных журналов: вот он в пиджаке от Hugo Boss садится в белый «Порше», или вид с балкона фешенебельного отеля в испанской Малаге, или опять же он с женой, на которой норковое, светлое манто, колье с рубинами на шее, на светской тусовке, в обществе известного политика. Но полностью счастливым Сергей себя чувствовал только на своей ферме. Он менял стильное пальто на фуфайку, и, не обращая внимания на стильные, итальянские ботинки, по несколько раз в день обходил длинные ряды клеток, проверял рацион питания и качество корма, инспектировал цеха, где после обезжиривания, откатки и правки сушились шкурки норок, соболей и лисиц. Он контролировал все ступени производства – сам принимал на работу сотрудников, налаживал связи с заказчиками. В цехах наблюдал, как откатывают мех по волосу и мездре в барабанах и в конце пылесосят и расчёсывают в несколько приёмов. Когда он почти лишился слуха и зрения, то на ощупь и по запаху он мог определить готовность и качество меха. И более того, когда он лишился двух чувств, обострились другие, особенно обоняние и осязание. Он на спор со своими друзьями и товарищами, завязывал глаза тёмным шарфом – для чистоты эксперимента, и проводя руками, щупая и щипая мех шкурки, определял её цвет. Однажды он со скандалом уволил работника, который вместо мяса и ливера, давал норкам только дешёвую рыбу и овощи. Сергей Сергеевич почувствовал что-то неладное носом, специально стал приезжать в то время, когда работник разносил по клеткам пищу для животных. Он уволил его без объяснения причин, а тот, не сразу понял, почему незрячий хозяин турнул его без выходного пособия. Вот тогда бизнесмен решил взять в помощники секретаршу и постоянного водителя, которых никогда не имел на постоянной основе. Он всегда, всё делал сам, не то, чтобы никому не доверял, а потому что считал, что лучше него, никто ничего не сделает. Но сейчас всё изменилось, и в определённых вопросах он стал просто беспомощным. Жена помогать ему отказалась, ссылаясь на то, что у неё своих дел по-горло, а она имела свой процветающий бизнес, независимый от мужа. Да и в свете последних событий – после того, как она узнала в каком состоянии, и с кем во время аварии находился муж, она стала отдаляться от него. Мужчина долго думал и пришёл к выводу, что бесконтрольно его дело долго не протянет, разворуют, растащат, переломают, да не ровен час, сожгут по-пьянке. И принял единственно правильное решение: во первых – принять на работу водителя и во вторых – контролёра всех бумажных и бухгалтерских дел. Первое время его возил племянник Василий, двадцатипятилетний сын сводного, ныне покойного брата. Парень был толковый, услужливый, в отличии от папаши, который жил без пользы и помер в убыток всем близким. Пил не просыхая, так и сгорел от не потушенной сигареты, спалив добротный дом, который достался ему от отца. Тогда Сергей Сергеевич метал громы и молнии, потому что ему, как в той сказке про Кота в сапогах, достался лишь тонкий матрас, на котором он провёл студенческую пору в общежитии, и портфель с бумагами по скорняжному делу, а младшему, любимому сыну от второго брака отца, крепкий дом под Новосибирском и всё, что было нажито усердным и честным трудом. Иногда Свешников, вспоминая родительский дом, свою юность и семью, усмехался про себя: «Хорошо, хоть Кот волшебный в наследство не достался, сам всего достиг, не на кого было надеяться». После института Сергей в отчий дом так и не вернулся, предполагал, что отец всё на брата отписал. Приехал только, когда узнал, что его не стало, бросил горсть земли в могилу, и, отказавшись ехать на поминки, отправился в аэропорт. До самолёта было несколько часов и он засел в ресторане, заглушал обиду, накачиваясь коньяком, и презирал всё и всех вокруг. Он только начал свой бизнес и очень нуждался в финансах, пахал, как проклятый, просил у отца помощи, но тот отказал, сославшись на какие-то проблемы. На похоронах, кто-то сердобольный шепнул, что старик всё завещал одному, а другому, только счастливые воспоминания детства. Так сидел Сергей в душном зале ресторана, слушал объявления о рейсах и копил злобу с обидой: «Ну ничего, приползёте ко мне на брюхе, вонючки!» И с того дня у него образовался иммунитет на обиды, видно с коньяком всё проглотил. Он больше никогда не обижался, но если было что-то не так, он выяснял на берегу, если случался обман, он убирал того человека из своей жизни, ну а если грубость, просто давал в морду, что случалось довольно часто. И пока старший брат батрачил на собственный бизнес, не видя света белого, «вонючки» жили-поживали в большом доме, катались на дорогом Джипе, и пользовались всеми благами, которые достались в наследство. Да только «не в коня корм», постепенно всё сошло на нет. В конце-концов лень, распущенность и алкоголь сделали своё дело. Брат в пьяном угаре уснул, не потушив сигарету, и всё сгорело синим пламенем. Хотя, поговаривали, что могли и помочь из искры возгореться пламени, потому что в доме часто хороводились собутыльники и разные, неопознанные, тёмные субъекты. Но экспертиза ничего криминального не показала, только собрали обгорелый труп, поковырялись в нём недолго и отдали родственникам на захоронение. Остался только взрослый сын, у которого даже рубля не было на похороны отца. Вот тогда, от нужды великой, парень позвонил дяде, который, как он знал, процветал: имел шикарный дом,
– Денег я тебе дам, только как ты мне будешь их возвращать?
– Спасибо дядя Сергей. Я заработаю и отдам, как только смогу.
– Я так понимаю, что у тебя вообще не осталось ничего. Где ты живёшь сейчас?
– У товарища в общежитии, но это пока комендант не прознала, если увидит, выкинет.
– Работы постоянной у тебя тоже нет?
Племянник задумался лишь на секунду и удивился – родственник знал то, о чём он ему не говорил. А добрый дядя тем временем продолжал:
– Хорошо, я вышлю тебе деньги, но ты их отработаешь. Здесь тебе будет и жильё, и еда, и работа.
Тогда Свешников подумывал о том, чтобы иметь человека, которому можно будет доверять. А кто лучше справится, чем не бедный родственник, который за харч и тёплый угол будет служить верой и правдой по гроб жизни своему благодетелю. Так Вася оказался на ферме. Жил в небольшом, деревянном доме, который находился здесь же. Работал усердно и много – убирал клетки, разносил корм и следил за другими работниками. Был вроде бригадира, его побаивались и даже тихо ненавидели, потому что о каждом недочёте, тут же узнавал хозяин и наказывал по всей строгости. Сергей Сергеевич постепенно вводил парня в курс дела и объяснял тонкости звероводства. Например, когда дозреет мех животного, как и в какое время давать корм, когда наступит пора проводить вакцинацию и множество профессиональных хитростей.
– Ты думаешь ничего сложного нет – посадил зверька в клетку, дал корм и жди, пока вырастет. На самом деле труд на ферме адский и в то же время невероятно увлекательный. – рассказывал хозяин, переходя от клетки к клетке. – И ведь что интересно, каждая зверушка свой характер имеет. Самый тяжёлый характер у лис, – они своенравны и даже агрессивны. Норки очень любопытны и много разрешают человеку. Песцы добродушные и покладистые. Причём чем светлее окрас, тем животное добрее.
– С таким отношением и рука убивать не поднимется, привыкнешь к ним, пока растут, потом жалко будет. – разглагольствовал Вася, засунув руки в карманы грязной фуфайки.
– Ты рассуждаешь, как в прошлом веке. Сегодня мы убиваем животных гуманно, методы, которые используются для эвтаназии почти безболезненные, и причиняют минимум неудобств, животное не испытывает страх и стресс. Да честно сказать, никакой жалости нет, когда идёт забой. Может это профессиональная деформация, но я чувствую удовлетворение, когда понимаю, что удалось заполучить хороший мех. И ты привыкай к виду крови, без этого не обойтись на пути к качественному товару, надо пройти все ступени от рождения зверька, до того момента, когда готовую шкурку в руках держать будешь. А чтобы не привыкать – в глаза не смотри и имена не давай, хотя при таком количестве зверья, любимчиков завести почти не возможно. Ты Василий вникай и контролируй, сейчас мне помощник, ох как нужен.
А племянник и рад стараться. Со временем, когда выплатил долг за похороны отца, получал, хоть и небольшие, но зато свои, честно заработанные деньги. Дядя слово своё сдержал: горы золотые Вася не видел, но еду, кровать и мелочь в кармане на сигареты и пиво по выходным, он всегда имел. Ему исполнилось двадцать пять лет, и о достатке он помнил из далёкой, прошлой жизни. Как только отец начал прикладываться к бутылке, стабильный уклад начал трещать по швам. Когда здравствовал дед, то они жили крепкой, какой-то старорежимной семьёй, в которой слово старшего выполнялось неукоснительно. Вася хорошо учился, ходил в музыкальную школу и на секцию самбо. Мать с отцом разводили кур и свиней, и по выходным таскали мясо на большой, городской рынок, а дед занимался хозяйством в доме. Старик умер внезапно, от сердечного приступа, просто уснул и не проснулся. Вот с этого момента, крепко стоящее здание начало крениться и будто зависло на какой-то момент, словно Пизанская башня, и всё же продолжало крениться больше и больше, пока и вовсе не рассыпалось. Как будто из под высокой пирамиды выдернули один нижний блок и не на что больше опереться, осталось только рухнуть. Отец завёл тёплую дружбу с бутылкой, по началу, казалось безвредную, только со временем эта любовь переросла в страсть, и отец перестал интересоваться хозяйством, женой и сыном. Женщина изо всех сил боролась с мужем, но, оказалось, легче пристроиться к нему поближе со своей рюмкой и найти общую, собутыльную тему для бесконечных разговоров. Василий кое-как закончил школу и бегом побежал в Армию, только, чтобы не видеть постылые морды родителей и грязный дом. Вскоре тихо скончалась мать, а потом сгорел и отец. Он был готов притулиться хоть к какому-нибудь углу, после пепелища и скитаний по друзьям и вокзалам. За такое доверие он был безмерно благодарен и предан сердобольному родственнику. Вася искренне готов был за него в огонь и в воду. А добрый дядюшка и рад, что нашёл батрака, который почти задарма выполняет тяжёлую работу и более того, стал его глазами и ушами на ферме.
Если в профессии Свешников удовлетворение находил, то в жизни, за пределами зверофермы он искал удовольствие во многих вещах. Он мог пить, находиться в состоянии глубокой дружбы с алкоголем по несколько дней, потом отходил, отмокал и ехал на ферму. Мог заводить любовниц, таскал их по ресторанам, отелям и саунам, пока не наступало протрезвление и потом опять норки, лисы, соболя. Он не употреблял наркотики, прекрасно понимая, что от алкоголя и от баб можно отойти, то наркотики засосут беззубым ртом раз и навсегда. Жена Нора не то что надоела ему, просто между ними всё меньше оставалось общего. В глубине души Сергей Сергеевич считал её скучной торгашкой. Что это за дело без фантазии – купил подешевле, продал подороже, не то, что его ферма. Но жена, казалось, не чувствовала снисходительного отношения к себе. Или делала вид? Таскалась за ним повсюду, звонила по десять раз за день, заботу проявляла и верила во все байки, которые он для неё сочинял. Только после роковой аварии всё изменилось. Он не мог видеть и слышать, но, казалось, чувствовал кожей морозный ветерок, когда жена проходила мимо. Она имела свой бизнес ещё до того, как они поженились. Из Греции Нора возила всё тот же меховой товар только в готовом виде, сначала торговала шубками на рынке, привозила элитные модели под заказ, а потом открыла собственный салон и проводила там почти всё своё время. У них и любовь случилась на почве страсти к мягкому золоту. Разница была лишь в том, что Нора привозила готовый товар из Греции, а Сергей производил сырьё для этого товара в России. Познакомились они много лет назад на меховом аукционе в Санкт-Петербурге. Сначала они встретились на предварительном осмотре пушнины за несколько дней до самого аукциона. Сергей не собирался ничего покупать, но хотел вникнуть в суть, посмотреть качество меха, цену и прикинуть, насколько он сможет конкурировать с российскими и иностранными производителями. Он только пару лет назад начал своё дело, и ему не терпелось влиться в когорту производителей ценного меха. А для себя решил, если и понадобится, то локтями поработает, расталкивая конкурентов. Свешников сразу обратил внимание на высокую, тонкую, как струнка девушку. Она была в компании нескольких солидных мужчин, и потом уже на самом аукционе, он понял, что девушка сопровождала бизнесменов из Греции, которые закупали шкурки для пошива меховых изделий. Торги проходили на английском языке, и к этому Сергей не был готов, всё время переспрашивал и мешал соседям. Девушка сама подошла к нему и начала в пол голоса переводить, а когда поняла, что он и не собирается ничего покупать, смутилась и хотела было вернуться к толстым грекам, но он взял её за руку и пригласил в ресторан.
Он – сибирский парень, был напористым и прямолинейным, вёл дела своей зверофермы жёстко, иногда переступая закон. Нора, она же Элеонора родилась в интеллигентной семье профессора истории, который и дал при рождении дочери диковинное имя, в честь Алионоры Аквитанской – королевы Франции и Англии, женщины невероятно влиятельной, богатой и очень красивой. Вероятно отец полагал, что дочь ударится в политику или удачно выйдет замуж и достигнет таких же высот влияния, как и её историческая тёзка. А она – коренная жительница Санкт-Петербурга, хоть и имела высшее, гуманитарное образование, но не являлась наивной, сентиментальной девушкой, читающей женские романы, пропадающей на выставках великих художников и заводящей знакомства с богатыми бездельниками. Со временем Нора обнаружила в себе торговую жилку – она по несколько раз за сезон летала в Грецию за товаром, а вскоре открыла респектабельный салон в центре города. Её устраивало такое положение вещей, и она не торопилась связать себя узами брака, но когда встретила своего будущего мужа, то не устояла перед его напором.