Норман
Шрифт:
– Нет, перебил бы всех и в бега.
Купец захохотал.
– А чего вы сзади едете, вдруг разбойники?
– Во-первых, отсюда видно весь обоз. Во-вторых, если мы растянемся, то нас выбьют по одиночке.
– А в-третьих, - продолжил, лукаво скалясь, купец, - отсюда удобней бежать в случае нападения.
– Если ты заметил, все наши вещи, сгружены на твои телеги. Поэтому можешь не переживать. Если же разбойников действительно столько, что нам не справиться, то, сколько бы мы обещаний не давали, и где бы ни ехали, всё равно сбежим.
Вдруг куча тряпья, находившаяся на телеге, зашевелилась.
–
– я спрыгнул от неожиданности.
Гоблин, - купец улыбнулся, - вылезь зелёный, он ткнул черенком кнута в тряпьё, - покажись людям.
Из под тряпок, выглянула довольно безобразная морда. Уши были огромными, глаза навыкат, соответствовали размеру ушей. Цвет кожи был значительно темнее орчьей. Нижняя часть морды выдвинута вперёд, наподобие кошачьей, нос наоборот приплюснут.
– Зачем он тебе?
– спросил отец.
– Да купил в начале тёплого сезона, дочери, жене показать. А сейчас насмотрелись, продать бы, да никто не берёт. Вот взял с собой, пока еду, может, продам кому. Вам не надо?
Отец отрицательно покачал головой.
– Не продам, так выпущу. Хотя всё равно продам, за серебрушку, где-нибудь в трактире, пусть на потеху выставят. Есть хочешь, зелёный?
Гоблин затряс головой.
– Не кивай, отвечай, - сердито нахмурился купец.
– Торка хочет есть.
– Сейчас принесу, - купец спрыгнул с телеги и пошёл вперёд.
Я залез на лошадь. Сидеть рядом с гоблином не хотелось. Гоблин забито, искоса посмотрел на меня, и сразу отвернулся.
– Какой то он забитый, - гоблин вызывал у меня чувство жалости.
– Не обращай внимания, гоблины по природе трусливы, прячутся обычно ото всех.
– Тебя бьют?
– спросил я у гоблина.
Он сжался ещё больше, на шее, стал виден ошейник с цепью.
– Нет. Салка хороший хозяин. Раньше Торка бить. Салка не бить. Салка кормить.
– Ещё больше запутал, Так бить или не бить?
Гоблин молча, стал зарываться обратно в тряпки. Тут подошёл купец с лепёшкой:
– Держи бездельник.
– Салак, - спросил отец, - а ты чего его приковал?
– Убегает. Причём недалеко. В лес боится. В товаре где-нибудь спрячется, а потом еду воровать начинает. Пока найдём его, все тюки приходится переворошить. Сколько товара уже попортил.
Тут к нам подъехал воин из охраны купца. Бородатый мужик в кольчуге, представился Хоролом, и спросил, есть ли кто, умеющий ехать в головном дозоре,
– А то у нас двое, глаза скоро уставать начнут, засаду не проморгать бы.
– Мальцы, не могут, опыта не хватит, а мы с Солдом бывали, - ответил отец,
молчаливый, как обычно Солд, кивнул.
– Смените через полчасти?
– Хорошо.
Уже в темноте, въехали в Ировы Холмы, селе, где мы ночевали по пути в город. Разместили телеги, на площадке рядом с трактиром. Пришлось помаяться, чтобы в темноте расставить все пять телег вплотную друг к другу.
Салак с тремя возницами, ночевал в трактире, мы - в крытых фургонах, как и положено охране обоза. Было конечно не так холодно как в лесу, но всё-таки под утро, я замёрз, прижимаясь к волчатам. Салак, кстати, вчера выпрашивал продать ему одного из них, его предложение дошло до десяти золотых. Я, разумеется, отказался. Совсем замёрзнув, я вылез из фургона, и стал разминаться, стараясь не тревожить
13. Эн Шаравел.
Утро было промозглым и сырым, солнце и не думало появляться из-за туч, низко клубившихся по небосклону. Вскоре стали просыпаться остальные. Отец достал из наших тюков четыре плаща, тепла они особо не приносили, но от продувающего, порывистого ветра защищали. Последним, встал Малик, что то ворчливо бурча, про погоду.
Выехали, когда перекусили принесёнными купцом из трактира лепёшками. К полудню проехали место, где мы вывернули из леса на дорогу. Вздохнув, сожалея о том, что, можно было бы повернуть к своим, мы проехали дальше, выполняя обещание купцу.
Ночевали в поле, около дороги. Выбор ночёвки именно в поле, был сделан по причине безопасности. К нам тяжелее было подобраться, а в вечерние и утренние части, мы видели всё пространство вокруг, на несколько вёрст. Ночью зарядил дождь, оправдывая название сезона. Моя стража выпала на утро, чему я был не особо рад, но и не расстроился. Так как под утро, я замерзал, и ломка суставов, совместно с тянущей болью лица, обострялись, поэтому спать я всё равно не мог. Обходя обоз и проверяя лошадей, заметил взгляд из под промокшей тряпки, которая ходила ходуном. Гоблина трясло от холода. Сходил к фургону купца, и стянул у него старенький плащик, заодно прихватив лепёшку. Отдал это всё гоблину. Он молча взял, и поменяв свою тряпку на плащ, судорожно зачавкал. Думаю, что плащ ему не особо помог, потому как рваные рубаха и штаны, тоже были промокшие. Завтракали в фургоне, вяленым мясом.
Вскоре тронулись в дорогу, ехать старались не по колее, грязь наматывалась на колёса. Хасаны которым не сиделось в фургоне, бежали под одной из телег. Ночной дождь прошёл только к обеду, но вот-вот грозил зарядить снова. К этому времени мы въехали в сосновый лес, дорога сменилась на песчаную, и лошади пошли повеселее. Хасаны носились вокруг обоза, играя в догонялки, и путаясь под ногами лошадей. Солд с охранниками и одним из возниц трепали языками, изредка издавая сдержанный смех. Я баловался луком, испытывая перчатку для стрельбы. Выпускал стрелу, как можно дальше в сторону нашего движения, иногда получалось даже на четыреста локтей, поднимал её, когда обоз достигал отметки, где она упала. Вдруг оба хасана, замерли, понюхав воздух вокруг нас, повернулись на ближайшие кусты и зарычали. Мы с Маликом, выхватили мечи. Из кустов выскочил мужик и побежал в лес, мимо нас пролетели галопом отец и Хорол, догоняя беглеца, мы припустили за ними. Догнали его через двести локтей.
– Кто такой?
– грубо спросил Хорол.
– Селянин, из Заречной, Калимом звать.
Хорол и отец спустились с лошадей, отец голосом интонацией один в один как у Харола, произнёс:
– Покажи руки.
Селянин протянул обе руки.
– Не так, ладонями вверх.
Селянин повернул. Хорол тут же нанёс удар ногой селянину в грудь, и приставил острие меча, к шее упавшего:
– Где остальные?
– Какие остальные?
Удар по рёбрам, нанесённый ногой отца, заставил свернуться калачом мужика.