Норман
Шрифт:
– Эн Ровен, - она, дней через пять после нашей поездки в город, узнала о моём баронстве от брата, и теперь, часто звала меня так, в особенности, когда была не в духе, - а вы случайно не ускорялись, когда наносили удары девушке?
– Дорогая, ер Шальная, если бы ты была мужчиной, я бы вызвал тебя на дуэль, где за оскорбление, нанесённое вашими подозрениями, где с превеликим удовольствием, добавил бы дополнительных синяков.
Тут же пришлось уходить от подзатыльника, вознамерившегося появиться на моей голове,
– Усюсюсечки!
– прокомментировал наш разговор Малик.
Поскольку мы были уже не единожды пойманы на поцелуях в беседке, скрывать наши симпатии мы уже перестали. Чем кстати, избавились от многих насмешек.
– О, лесная гвардия с учений вернулась, - встретил нас Лекам, - а где старший зелёный.
– Идёт где-то, - Малик, не стал развивать шутку про "зелёных", так как она вылетела из его уст, когда появился гоблин, а Храм, необычайно болезненно её воспринял. И хотя все хохотали над ней, неделя, проведённая в паре с орком на ристалище, воспитала уважение к учителю в глазах, и на остальных частях тела артефактора.
Мы с Маликом, вступая по первому снегу, выпавшему утром, пошли чистить конюшню. С собой, прихватили гоблина, слоняющегося без дела. Толку от него в работе не было, зато было весело смотреть, как Торка, прилагая все усилия, пытается соскрести подарки полутора десятка копытных. В середине процесса уборки, заглянул эльф:
– Женишок, а ты знаешь, когда у твоей невесты день рождения?
– Нет, а когда?
– Кто из нас эльф? Вопросом на вопрос отвечаешь. Не знаешь, и хорошо, - Эль преспокойно покинул конюшню.
Я уставился на Малика.
– Чего? В семидесятый день мокрого сезона.
– Так это же на следующей десятине!
– Я думал ты знаешь. Вы ведь постоянно вместе о чём-то говорите. Хотя... Забыл. Какие у вас разговоры, только губами чмокаетесь.
Малик увернулся от полетевшего в него скребка, и исчез за дверью. Похоже, доскребать придется в паре с Торкой.
После уборки пошёл в купальню, смыть запах, заодно обдумать: Где брать подарок? По дороге кивнул эльфу:
– Спасибо!
– Я хотел подольше потянуть, чтобы посмотреть, как ты выкрутишься, но не вытерпел, - хохотнул эльф.
Я прошёл в купальню, буквально через пять мер, дверь приоткрылась, я не видел кто там, но точно знал. Я не знаю, как она определяла, когда я иду мыться, но каждый раз, через пять-десять мер, приоткрывалась дверь, и изящная ручка, протиснувшись, ставила на скамью кружку с отваром. Затем дверь закрывалась. Я сначала был удивлён, и даже хотел поговорить об этом с Софьей, но как-то раз, со мной пошёл мыться Малик, который всё и разъяснил одной фразой:
– У нас отец любил отвар после купальни, и мама каждый раз приносила его ему.
После этих
Я пять дней размышлял, причем практически, всё время, вне зависимости от того, что я делал, тренировал ли хасанов, или бился на мечах с Храмом, что же подарить Софье. Спас меня от раздумий орк. Видя моё вялое состояние, на одной из отдельных со мной тренировок, он поинтересовался его причиной, причём в присущей ему форме:
– Ты чего? Решил в гоблина превратиться? Так ты его уже переплюнул, он лучше тебя бьется.
– А ты тоже его тренируешь?
– чуть не вырвалось "младшего брата", но я вовремя сдержался, памятуя судьбу Малика.
– Что случилось?
Я поведал ему причину своей растерянности, он расхохотался:
– Всего-то лишь! А у старших тяжело спросить? Иди к отцу, я не орк, если он тебе не поможет!
– при этом Храм хитро ухмыльнулся.
После тренировки, я нашёл отца и пересказал свою печаль.
– Пойдём, - без лишних церемоний, сказал отец.
Когда мы зашли в их комнату, он порылся в вещах и достал два мешочка:
– Вот здесь, - сказал он, выступая содержимое одного из них, представлявшее собой золотую цепочку, и два кольца, - вернее всего прежние драгоценности Софьи. Их нашёл Храм, когда обыскивал светлых, после боя. Можешь отдать ей просто так, если это действительно её, как определить, сам решай.
– А вот здесь, высыпал он содержимое второго, где были золотые сережки, небольшое колье с тремя камнями и два колечка маленького размера, - вернее всего, драгоценности баронеты эн Шаравел, можешь выбрать любое.
– То есть всё грабленое!
– Можешь расценивать это так. А можешь как боевой трофей. Причём добытый, тобой лично. Если ты думаешь, что благородно отдавать трофеи тем у кого их возможно, забрали, то половина благородных, признают это колье своим. Больше скажу, почти все драгоценности, меняли своих владельцев, и по большей части, нечестно, от этого, они не теряют цену. Если ты спросишь, что предпочтет Софья, золотое украшение, заведомо забранное когда-то у кого-то, или какую-нибудь безделушку, сделанную твоими руками, поверь мне, выбор падет на первое.
Я молча взял колье, и драгоценности из первого мешочка, посмотрел на отца:
– Я подумаю, если что, верну.
– Можешь не возвращать, они настолько же мои, насколько твои, даже твои больше, - кивнул он на драгоценности Софьи.
Я ещё день колебался, но всё-таки решился. Для начала, я проверил, Софьины ли драгоценности из первого мешочка. Я не стал ходить вокруг да около, а просто разложил их, на столе в землянке, и когда зашёл Малик, даже слов не надо было, чтобы понять - Софьины. Малика я попросил ни о чём ей не рассказывать.