Норвежские каникулы

Фьорд Марина

Из дома вышла Муна.

– Привет! – помахала она рукой.

– А где все? – Татьяна огляделась по сторонам.

– Они учат Марте резать ягнят. Там, за хлевом, – Муна махнула рукой в сторону покатого склона, где среди дубов виднелся небольшой бревенчатый сруб. – Не могу на это смотреть. – Муна передернулась.

– Марте режет ягнят? – Татьяна шокировано уставилась на соседку. Марте, дочь Бьёрна от предыдущего брака, была довольно предприимчива, сильна и предпочитала учебе физический труд, если, конечно, он приносил

ей осязаемую выгоду. Татьяне она напоминала самосвал, водитель которого был еще не совсем профессионален и не знал точно, куда и как направить мощную машину. В свои двадцать четыре года девушка так и не решила, куда направить стопы, и находилась в состоянии затянувшегося кризиса, мучая себя и окружающих вопросами «кто я?», «что я?», «где я?».

Татьяна пошла вдоль склона. В тени вековых дубов за бревенчатым хлевом она заметила плотную фигуру Марте в черном клеенчатом фартуке. Нож в правой руке и кисти ее рук были вымазаны кровью. В стороне, неестественно запрокинув голову, лежал полугодовалый ягненок. Его белая шерсть на груди и шее пропиталась кровью. Ойстен подтаскивал второго ягненка. Животное не могло видеть окровавленное тело брата, но, очевидно, осознавало свою участь. Ягненок блеял и изо всех сил упирался ногами. Его черные, невидящие от страха глаза, казалось, занимали большую часть морды.

– Нож приставляешь сюда. Режешь быстро, пока в кровь не поступил адреналин, – инструктировал дочь Бьёрн.

Татьяна зажмурилась. Послышался то ли стон, то ли вздох. Она открыла глаза и увидела, как ягненок последний раз дернулся на траве и замер.

– Пусть кровь выйдет, – сказал Бьёрн. – Уже хорошо, молодец, – удовлетворенно похвалил он. Марте радостно улыбалась.

– Теперь будем учиться разделывать тушу. Я возьму одну, ты – другую, и повторяй за мной, – говорил Бьёрн. Он заметил Татьяну. – Присоединяйся. Или ты предпочитаешь готовое мясо?

– Ни то, ни другое, – сухо ответила она мужу и пошла обратно к дому.

Вечером все собрались за столом у аквариума. В большом блюде лежали куски жареной ягнятины, рядом на подносе – вареные овощи. Муна принесла бутыль с клюквенным морсом, брусничное варенье и несколько банок пива.

– Приятного аппетита, – пожелала она и села рядом с Ойстеном.

Татьяна знала, что парная ягнятина – нежное и вкусное, без запаха баранины мясо. Но в памяти всплывали огромные от ужаса глаза и белое тельце, дергающееся на земле. Она положила в тарелку только овощи.

– Ты не будешь мясо? Жалко ягненка? – спросил Бьёрн. – Напрасно, это животные, которых разводят для того чтобы съесть.

– Думаю, я теперь не смогу есть мясо ягненка, – призналась Татьяна. – В детстве я случайно увидела, как сдирают шкуру с кролика. После этого ни разу в жизни не притронулась к крольчатине.

– На тебя это произвело такое впечатление? – удивилась Марте. – Ты должна попробовать убить сама. Это неповторимое ощущение, когда ты знаешь, что можешь легко одним движением прервать жизнь, которую держишь в руках.

– Не представляю, как можно получать удовольствие от убийства беззащитного существа, – с трудом сдерживая раздражение, ответила Татьяна.

– Мне понравилось, – сказала Марте, накладывая полную тарелку мяса. Она чувствовала себя героиней дня. – Я теперь поняла, что хочу делать в жизни. Я буду заниматься фермерством вместе с папой.

– Значит, твой экзистенциальный кризис закончился? – поинтересовалась Татьяна.

– Что закончился? – Марте оторвалась от тарелки и непонимающе уставилась на Татьяну. Ойстен и Муна тоже смотрели на нее с любопытством. Бьёрн добродушно усмехнулся и добавил в тарелку соус.

– Это хорошее решение, Марте, – похвалил гордый за дочь Бьёрн. – У тебя способности к фермерству. Я буду счастлив, если моя девочка станет настоящей норвежской фермершей.

– А чем занимаются женщины в сельской местности в России? – спросила Марте.

– Я всю жизнь прожила в Москве. Но в детстве гостила у родственников в деревне. Деревенские женщины готовят, ухаживают за домом, детьми, растениями и животными. Но режут скот только мужчины. У нас считается, что женщина должна давать жизнь, а не отнимать ее. По крайней мере, в мирное время.

– Хочешь, я принесу соленую рыбу, – предложила Муна. Татьяна знала, что Муна согласна с ней, но молчит, чтобы никого не обидеть.

– Спасибо, я не голодна, – искренне поблагодарила соседку Татьяна.

– Я боюсь всех животных кроме Квини, – добавила Муна. – К нашим четырем овцам я даже не подхожу. Ими занимается Ойстен.

– Ойстен и Муна – не фермеры. А ты жена фермера, – заметила Марте. – Когда папа уйдет на пенсию, то станет со мной заниматься только фермой. Что будешь делать ты?

– Я найду, что делать. Твой папа знал, на ком женился. Если бы ему была нужна женщина для убийства животных и стрижки альпак, он бы выбрал фермершу, – оборвала ее Татьяна.

– Я ни чем не стану заниматься, когда выйду на пенсию. – Бьёрн не обратил внимания на слова жены. – Фермой станешь заниматься ты, Марте.

За столом повисла молчаливая пауза. Бьёрн и Марте с удовольствием поглощали мясо. Татьяна подавленно ковыряла вилкой овощи. Муна и Ойстен украдкой бросали на соседей понимающие взгляды.

– Больше никто не заглядывал в ваши окна? – спросил Ойстен, чтобы нарушить молчание.

– Нет. Кроме Татьяны никто не видел ужасного человека, который бродит вокруг дома и следит за ней. – Бьёрн дурашливо грозно сдвинул брови.

– Ты считаешь меня сумасшедшей? – Татьяна нахмурилась. – Почему мне никто не верит?

– Я не считаю тебя сумасшедшей, просто ты слишком впечатлительна и эмоциональна. Никто не видел на острове посторонних. Тем более, такого урода, которого ты описываешь.