Носитель Z-32
Шрифт:
Применение сильного снотворного, как правило, сопровождается неслабыми спецэффектами, и если сон полковника был безмятежен и спокоен, то пробуждение показалось сущим адом. Голова трещала, внутренности будто кто-то на кулак наматывал. Ныли зубы, и во рту стоял привкус железа. Слабость сковала тело, так что сейчас Вахитов был не в лучшей форме, чем зараженные. Открыв глаза, он понял, что все может быть еще хуже. Над головой, чуть ли не в метре, оказались добротно сколоченные доски. Такая же история по бокам, а вот под ногами голая земля. Пахнуло густым запахом рвоты и мочи.
Рука скользнула к резиновому сапогу, под стелькой которого прятался складной нож. К удивлению и облегчению он оказался на месте, а вот следующее обстоятельство совершенно не понравилось. Другая нога оказалась заперта в кандалы, цепь от которых крепилась к стальному тросу. Один конец троса был зафиксирован на врытом в землю стальном штыре, а второй уходил в пропиленную дыру в стенке. Присмотревшись, полковник понял, что это небольшие ворота, выбраться из которых можно только на четвереньках. Да и сам ящик оказался настолько мал, что выпрямиться в полный рост было невозможно, обязательно приложишься о доски головой.
Неосторожно дернув ногой, Вахитов за что-то потянул, и тут же раздался звук колокольчика.
— О, еще один очухался.
Дверцы конуры распахнулись, и в лицо полковника ударила струя воды. Поливали похоже из брандспойта. Гидроудар был такой силы, что Вахитова откинуло на стенку, и ударился затылком. В глазах вспыхнул сноп искр, и острая боль прошлась по позвоночнику.
— Оживай, волчья сыть. — Из-за пелены воды раздался ехидный смех. Человек подававший воду, получал от этого какое-то свое извращенное наслаждение. — Харю помоешь, небось чистой воды сто лет не видывал. А с мордой чистой и помирать не страшно.
— Ах ты тварь. — Полковник рванул наружу, но тут же получил удар электрическим током и снова свалился на землю. У негодяя оказался под рукой электрошокер. Как он его сохранил, и чем заряжал, было совершенно не ясно.
Двери снова захлопнулись. Вахитов попытался отворить их, но что-то тяжелое и громоздкое не позволило ему распахнуть створки даже на миллиметр. Послышались шаги, и тут же кто-то заскребся в стенку.
— Дядя Ваха, ты тут!
— Зяма, твою мать. Только тебя мне сейчас не хватало. Ты же знаешь, чем это закончится!
— Э нет, дядя Ваха. — Голос шел из щели в досках. Видимо будки с заключенными стояли рядом, а то и вовсе имели общую перегородку. — Мне то житье поперек глотки. Я будто мертвец. Живу в хлеву, умру как мешок с мусором, а потом, если не сгнию, то свои же и распилят по кускам.
Осознание того, что бывает и людоедство, совершенно бытовое и вынужденное, прямо у тебя под боком, резануло сознание полковника острой бритвой.
— Вот я и решил с тобой рвануть. — Продолжал оборванец шепотом. — Тут жизни не будет тоже, но ты же вроде военный, знаешь, что и как подковырнуть, а когда рвануть решишь, меня не забудешь.
Глава 3
— А с чего ты взял, что я тебя возьму? — Удивился Вахитов. Идти в Николаев вдвоем было крайне недальновидно, но нужен был напарник, а не обуза, а Зяма ей, к сожалению, и являлся со всеми своими физическими недостатками.
— А потому, дядя Ваха, что я порядочных людей издалека вижу. Не сможешь ты меня бросить. Я же тебе в лепрозории вон как помог. Так бы ты сунулся под ковш, да пулю в голову схлопотал, или рано или поздно порезался бы чем, да приболел. Мне-то и надо, что кусок мяса, да глоток свободы. Чтобы не взаперти помереть. Ты уж поверь, дядя Ваха, мне недолго осталось.
— Тише.
С другой стороны будки послышалось шевеление.
— Эй, ты кто, брат по несчастью?
— Лелик меня кличут. — Надтреснутый голос показался совершенно безжизненным, будто человек отвечал по инерции.
— Тебя тоже поймали?
— Нет, из встрявших я. Второй день на цепи сижу.
— Что ж так. — В первый раз за несколько лет, полковник получил возможность поговорить, а главное узнать что-то, у человека, не являющегося больным или зараженным.
— Да вот, Зурабу проштрафился крепко. — Нехотя поделился невидимый Лелик. — Не проплатил ходку, решил себе немного денежек оставить, а меня на бега, как чумного.
— Какие еще бега? — Напрягся Вахитов.
— Ну, бега. — Звук, донесшийся из-за досок, был чем-то средним между кашлем и смехом. — Бега, цепь видишь на ноге?
— Вижу.
— А трос видишь?
— Вижу и трос, и столбик.
— Можешь подергать, не выйдет. Я видел, как эти тросы крепили да столбики ставили. Он метра на полтора в землю, бетоном залит, на случай если бегун жилистый попадется, так что, мужик, если не хочешь сдохнуть, береги силы.
— Да что за бега-то такие, в толк не возьму? — Напирал полковник, понимая, что ответ ему совершенно не понравиться.
— Развлечение для мажоров. Туго тут со зрелищами, понимаешь? — Лелик на секунду замолчал, и к механическому голосу присоединились тоскливые нотки. — Мы где стоим-то, в недострое. Тут толком-то ничего и нет, не речки, не озерца. Лес вокруг. Зато чисто, очень чисто. Зураб в свое время эту тему приметил, вот и сколотил банду. Почистили они зону, возвели забор, выставили с десяток вагончиков. У них там подстанция, питаются они откуда-то, а откуда не ясно. Все, кто лезут, просто спросить даже, тут же пулю в голову получают. Теперь там живут те, кто может себе это позволить. Другие же в обслуге. Я вот караваны водил, проводником. Те, что не по тракту прут, тем мои услуги нужны были. Сюда просто так и не пройдешь, болота да грязь. Много заразных, а я дорогу знаю, легкую. Каждую неделю проверяю, делаю поправки, точнее делал.
Лелик вдруг запнулся на полуслове и затих, видимо, посчитав, что закончил свой монолог.
— Так что за бега? — Снова потребовал ответа Вахитов.
— Я же говорю, развлечение. Когда откроют, сразу все поймешь, а если кратко, то мерзость. Я-то такое не поддерживаю. Длинный ангар, в нем будки, в будке по человеку, и трасса по тросику. Надо добежать до конца ангара первым и залезть на столб.
— И это все? — Задача показалась подозрительно выполнимой.
— Все, да не все. Зураб собак держит, их специально на людей натравливают и мертвечиной кормят. Они, наверное, кроме человеческого мяса, ничего в жизни не видели. Вот этих собак с цепи и спускают. А вокруг народ сидит, из гостей, да чистых. Ставки значит делают. И не в слепую будут делать, сначала тебя народу покажут, мол, чтобы знали, на что идут их харчи и патроны. Обычно патронов по десять ставят на забег, или пару банок консервы, но бывало такое, что ящиками да цинками. Был тут один малый, жилистый. Три недели держался. Собаки его покусали прилично, а он все бегал и бегал. От заражения крови, наверное, помер. Жил как раз в твоей будке.