Носители Совести
Шрифт:
Он помолчал.
– Конечно, Носителем может стать не каждый. Богдан считал, что только очень честные люди, живущие по совести, могут получить шанс. Я не знаю, кто отбирает кандидатов, и происходит ли это на Небе, в салоне инопланетного корабля или в астральном пространстве. И Богдан не знал. Возможно, это происходит само, что-то вроде естественного природного процесса.
Арсений вспомнил поразительно похожие отзывы о Круковском, Шаллеке и Алине Редеко. Хорошие люди, ответственные, скромные, честные. Ни одного плохого слова.
Нет, не то, чтобы он сразу поверил Сивуру, но…
– То есть человеку достаточно прожить всю жизнь по чести и совести – и он тут же станет Носителем?
– Я
– Какие?
– Предательство, мошенничество, равнодушие…
– И ложь, конечно?
– Здесь сложнее. Мы много спорили на эту тему, но так и не пришли к выводу, где проходит границы между ложью, скажем, во спасение, которая присутствует даже в Библии, и циничным, корыстным обманом. Допустим, врач не сказал пациенту, что тот скоро умрет? Это ложь?
– Несомненно.
– Но она дает умирающему человеку несколько дней, недель или даже месяцев счастливой, полноценной жизни, а не унылого существования, когда каждое утро просыпаешься с мыслями о вечности и загробном мире. Ожидание смерти хуже самой смерти, не зря приговоренные к высшей мере вешаются в камерах.
– Вы правы, наверное. Я как-то не задумывался над такими вещами.
– А мы очень часто задумывались, поверьте, Арсений. Спорили до хрипоты. Никто же не знал отпущенных нам границ, крайних условий. Вот вам еще пример: наша ежедневная маленькая ложь, которую мы вынуждены произносить в ответ на вопрос друзей и близких: «Как дела?» Дела нормально, говорим мы, чтобы не рассказывать в подробностях все, что случилось за последние несколько дней. Старая пословица говорит, что зануда – это тот человек, который на вопрос: «Как дела?» – действительно начинает рассказывать, как у него дела. Близким людям не всегда надо знать всю правду, чтобы не расстраивались и не переживали. Скажите, вы женаты? – неожиданно закончил Сивур свою тираду.
– Нет, но причем здесь…
– Тогда вам сложнее будет объяснить, но я постараюсь. Представьте, у вашей жены – больное сердце. Или она беременна. Или еще что-то в этом роде: ей категорически запрещено волноваться. И вдруг на улице вы едва не попадаете под машину, или, учитывая специфику вашей работы, в вас стреляет преступник…
– Господи, Марк, типун вам на язык!
– Да хоть два! Я о другом. Представим, что рана не опасна – чуть задело и все. Царапина. Так вот, скажите: вы станете рассказывать жене о ней?
– Ну, наверное, нет. Но она же все равно потом узнает!
– Потом – не так страшно. Увидев, например, шрам на ноге, она поинтересуется – откуда, и вы сможете сказать, что зацепились за гвоздь, упали с дерева, помогая соседской девочке достать убежавшего котенка… То есть опять же – солжете. Но не со зла и корысти, а наоборот – из добрых побуждений, заботясь о близком человеке.
– Что ж, в ваших словах есть резон. Но кто устанавливает границы допустимого?
– Мы не знае…
За окном что-то зашуршало. Потом, хлопая крыльями, пронеслась черная тень. Скорее всего, голубь или ворона.
Реакция Марка Арсения поразила. Сивур вздрогнул, замолчал на полуслове. Подхватил костыль, рывком встал и, приволакивая правую ногу, подошел к окну. Огляделся, долго изучал что-то во дворе.
«Как же он боится!»
– Мы не знаем, Арсений. В том-то и беда. Какое-то мерило несомненно есть, и я тому пример.
– Вы все время повторяете: «пока я был», «потом я не смог»… Что случилось?
– Три года назад я совершил подлый поступок и потерял право быть Носителем. Ко мне обратился за помощью старый приятель, попросив денег в долг. Я отнесся к просьбе с подозрением, считая не без оснований, что бизнес приятеля носит характер полукриминального. Он уже несколько раз попадал в какие-то грязные истории. И, несмотря на уверения приятеля, что его убьют, если до конца недели он не отдаст долг, я отказал ему. Потому что считал: деньги нужны на какие-нибудь очередные темные делишки, а все остальное он просто выдумал, чтобы разжалобить меня. Так уже бывало, я дважды верил ему на слово, и деньги исчезали бесследно. Потом он четко и доходчиво объяснял, почему не может вернуть, и просил еще. В конце концов, он оказался в положении мальчика, который все время кричал: «Волки! Волки!» Ссудная касса закрыта, сказал я тогда. Приятель ушел совершенно подавленный, но я, глупец, считал, что это лишь хорошая актерская игра. А через три дня его расстреляли в собственной машине трое неизвестных.
– По-моему, вы были в своем праве.
– Знаете, со стороны легко судить. Но очень тяжело потом жить, сознавая, что мог спасти человека и ничего для этого не сделал. Я до сих пор виню себя. Деньги – просто цветные резаные бумажки с портретами президентов и королей. Разве стоят они человеческой жизни – сколько бы их ни было!
Арсению показалось, что Марк сейчас потеряет сознание: он покраснел, руки сильно затряслись. Следователь поспешил сменить тему.
– И после этого случая, вы решили, что перестали быть Носителем?
– Сначала я ничего не понял. Но потом, когда у меня стали закрадываться некоторые подозрения, я попытался проверить. И убедился.
– В каком смысле – проверить?
Марк долго молчал, мрачно смотрел перед собой. Потом сказал:
– Я стал вором. Украл кошелек у знакомого коллекционера, который пришел ко мне в гости. Он повесил свою куртку в прихожей, а я вытащил из нее бумажник. Конечно, он не подумал на меня, решил, что его обчистили еще в автобусе. Мне стыдно сейчас, и было стыдно тогда, но знакомых ощущений я не испытал.
– Объясните подробнее, Марк.
– Что? Ах да! Вы же не знаете… Когда Богдан все мне объяснил, я тоже посчитал себя Носителем. А он был уверен в этом, рассказывал, что разработал какую-то систему тестов, которая позволяет выявлять нас с точностью почти в сто процентов. Действительно, методика работала.
– В чем она состояла?
– Так сразу трудно объяснить… своего рода цепочка тестов, искусственных ситуаций, в которых Носителя подталкивают к мысли поступить бесчестно или пройти мимо чужой беды. И стоит подумать о чем-то подобном, как тебя всего охватывает жгучее чувство стыда. Оно не мешает, отнюдь. Но ощущение при этом такое, словно тебя выворачивает наизнанку, выставляя на всеобщее обозрение самое низменное и подлое, что есть в твоей душе. Богдан называл это эффектом обратной связи. По его теории, Носитель пробуждает в окружающих советь, честь, желание творить добро – название не важно! Значит, существует какое-то поле, излучение, ну или, по крайней мере, что-то, основанное на привычных физических принципах. Соответственно, в центре, где находится сам Носитель, концентрация должна быть наивысшей.
– Никто не пытался измерить это поле?
Сивур вздохнул.
– Поймите, Арсений, все, что я вам говорю, – домыслы и фантазии, личный опыт нескольких десятков людей, передаваемый из рук в руки.
– Почему «из рук в руки»? И почему так мало – несколько десятков?
– Это единственное, что мы знали точно. К сожалению. Носитель может передать свой дар – или проклятье, называйте, как хотите, – другому человеку. Но только перед смертью.
– Откуда Носитель узнает, кому отдавать свой дар?