Носители Совести
Шрифт:
– Он выбирает сам. Дело в том, Арсений, что Носители за день-два предчувствуют свою смерть. Знаете, иногда я радуюсь, что потерял свой дар. Бывает, я целыми днями думаю об одном: каково было Лину, Богдану, Алине жить свой последний день. Ходить на работу, улыбаться знакомым и друзьям, как ни в чем не бывало шутить и смеяться. И при этом каждую секунду ждать смерти. Неотступной и неотвратимой.
«Черт! – подумал Арсений. – Еще немного и я окончательно поверю!»
Здравый смысл нашептывал, что Марк, скорее всего, мирный шизофреник
«Но очень хочется поверить. Где-то же должны существовать кристально честные, благородные и совестливые люди. Не могли же они исчезнуть все до единого, погибнуть от шальной пули, запретного алкоголя, стать жертвами развеселой пьяни за рулем».
Ведь не могли же!
12
Сивур вздохнул, покачал головой:
– Похоже, вы мне не верите.
– Почему вы так решили?
– Любой другой на вашем месте задал бы тысячу вопросов, а вы молчите. Вряд ли оттого, что ошеломлены моими словами. Скорее всего, давно уже записали меня в психопаты – диагноз, подпись, печать.
– Но согласитесь, Марк, так сразу тяжело поверить во все, что вы тут нарассказали.
– Не спорю. Более того – верю. Верю, потому что и сам в свое время отнесся ко всему с изрядным скепсисом. Жаль только, что я не обладаю красноречием Богдана. Но вы же следователь, Арсений! Наверняка, вам приходилось выслушивать еще и не такие истории! Как это называется – показания, да?
Арсений кивнул.
– Вот-вот. Конечно, их аккуратно записывали, потом проверяли, находили нестыковки или наоборот – подтверждали. Так что вы хотите от меня? Я ответил на вопрос, что связывало Лина, Богдана и Алину? Ответил. Пойдем дальше или хватит с вас?
«Странный у него характер, – подумал следователь, – какими-то кусками, как мозаика. То сидит, спокойно разговаривает, то вдруг взрывается, как бомба».
Он вообще был весь какой-то странный, коллекционер солдатиков и бывший Носитель Марк Сивур. Спокойно впустил в квартиру незнакомца, который мог оказаться кем угодно, но дергается на каждый шорох за окном. Страх и желание выговориться развязали ему язык, но потом наверх прорвалось недоверие, боль за погибших друзей, перерастающее чуть ли не в ненависть.
Что-то было не так со всей этой красивой и абсолютно неправдободной теорией про Носителей. И Марк знал – что. Потому и боялся так сильно.
– Я бы хотел выяснить все до конца. Кто и почему убил Круковского, как погиб Шаллек и Редеко, есть ли связь между всеми тремя смертями. Все, что вы рассказываете, Марк, согласитесь несколько… э-э…
– Бредово.
– Скорее, фантастично. В нашей практике ничего подобного, понятное дело, не встречалось. Поэтому прежде чем, как вы выразились, записывать показания и проверять факты, я должен хотя бы просто поверить в Носителей. Выстроить вашу теорию в некую систему.
Коллекционер кивнул.
– Согласен. Давайте устроим небольшой перерыв. Согласны? Я смогу наконец вспомнить обязанности радушного хозяина. Ваш рассказ про смерть Богдана, честно признаться, настолько выбил меня из колеи, что я забыл обо всех правилах приличия.
– Что вы, Марк!
– Как это обычно спрашивают в фильмах: не хотите ли что-нибудь выпить? – Марк поднялся, вышел из комнаты, стуча костылем. С кухни его голос доносился несколько приглушенно. – У меня есть неплохой коньяк, Богдан привез в прошлый раз. Хотите? Или вы на службе, и кроме чая ничего не употребляете?
– Если в умеренных дозах – почему бы и нет. Будем надеяться, что старший прокурор сегодня не вызовет меня к себе. Вам помочь?
– Нет, спасибо, я уже иду.
Сивур вернулся в комнату, толкая перед собой небольшой столик на колесах. Сверху, на небольшом отполированном до зеркального блеска подносе стояла пузатая бутылка «Имперского» и пара узких рюмочек. В отдельном блюдечке – золотистая россыпь нарезанного кружками лимона. Марк разлил коньяк, протянул рюмку.
– Давайте Богдана помянем. А то мне до сих пор даже не с кем было. Я знаю, сейчас не принято, но у меня старое воспитание и старые взгляды. Уважите?
Арсений опрокинул «Имперский» единым залпом, не разбирая вкуса.
Выпили. Помолчали.
Сивур снова сел, с опаской посмотрел в окно.
– Когда умерла Алина, мы помянули ее вчетвером: я, Ника, Богдан и Лин, – сказал он. – За Шаллека мы выпили вместе с Круковским, Ника не смогла приехать. А теперь за самого Богдана… – Он налил себе еще, пригубил, поморщился. – Странно и страшно. Поминаем человека тем же самым коньяком, который он когда-то принес. Вроде бы даже есть какая-то примета.
– Хорошая?
– Не помню. Скорее – плохая. Какая может быть хорошая примета, связанная с покойником?
Марк прикусил лимон, плеснул еще Арсению, долил себе. Следователь медленно перекатывал коньяк по стенкам рюмки, разглядывая свое отражение на янтарной поверхности.
Мысли были невеселые: «Как подшить к делу подобные показания? Но самое интересное – это как я пойду к Каину с подобной теорией. Гм. Будет поставлен рекорд по скоростному вылету из прокуратуры! Проверять? Но как, если почти не осталось свидетелей?»
– Скажите, Марк, вы когда-нибудь слышали от Круковского о новых Носителях? Может, он нашел кого-то еще, но не был до конца уверен… может, предполагал…
– Нет, – твердо сказал Сивур. – Богдан постоянно искал. Только и делал, что искал, постоянно говорил об этом. Про Алину я узнал недели за две, задолго до того, как он смог с уверенностью все подтвердить. Если бы он нашел кого-то еще… я бы знал. Да и Алина бы рассказала, и Шаллек тоже.
– Что значит – «нашел»? Вы как-то друг друга чувствуете? Узнаете в толпе? Какой-то сигнал или что-то в этом роде…