Ностальгия
Шрифт:
– Нет, бывает… У нас всё может быть! Всё! – назидательным тоном сказал Владимир Николаевич, после чего неожиданно распорядился оставить его наедине с больным.
Ассистенты с удивленными лицами быстро вышли из кабинета. Владимир Николаевич поднялся, подошел к двери, резко открыл ее, желая убедиться, что рядом с дверью никого нет. После он сел на свое место и уставился на притихшего Андрея.
– Да, понимаю, что считаете меня закоренелым ортодоксом, – начал мягко и неспеша профессор, закуривая, – но таковым
– А мне не дадите папиросу? – осторожно попросил Андрей.
– Гм, извольте…
Андрей быстро затянулся, немного закашлял.
– Кашляете? Курите впервые? – с интересом спросил Владимир Николаевич.
– Нет… Просто таких плохих папирос давно не курил…
– Ах, плохие папиросы? А вы курили получше?
Андрей кивнул, продолжая курить:
– Да! Курил сигареты «Malboro», «LD», «Camel», «Winston».
– Чудненько! – Владимир Николаевич переждал минуту, положил окурок в пепельницу на столе, потом продолжал: – Вы очень смело разговариваете в том весьма невеселом заведении, где могут держать вас годами, даже целую жизнь…
– Но… но к чему вы… – пробормотал Андрей.
– К чему? А к тому, мой голубчик правдолюбивый и очень смелый, что в нашем времени так себя вести не стоит! Не советую! Я допускаю, только допускаю, что вы появились здесь из будущего… Но высказываться об этом вслух? Нет, я не сошел с ума! Если, как и вы, буду громко говорить, что я думаю, то меня тоже здесь лечить будут!
– Понял, – кивнул Андрей, – двоедушие…
– Ладно! Хватит вам! – рассердился Владимир Николаевич, после чего снова повторил свои слова: – Если, как и вы, буду громко говорить, что я думаю, то меня тоже здесь лечить будут!
– Вернее, мучить, а не лечить, – грустно поправил профессора Андрей, весьма удивляясь откровенному разговору.
– Батенька, здесь мы лечим, а не калечим! – улыбнулся на миг Владимир Николаевич, после чего принял строгое официальное выражение лица. – Постарайтесь хоть раз в жизни понять, что нужно иногда помалкивать…
– Не хочу молчать! Помалкивал раньше в советские времена! – возразил с жаром Андрей.
– И сейчас вам придется помалкивать! – заявил Владимир Николаевич. – Думаете, мне приятно тоже молчать? Думаете, приятно мне слушать программу «Время», читать газету «Правда», где собственно настоящей правды и не сыскать? А дома вечером я слушаю по радио «Голос Америки», «Свободу».
Андрей покачал головой, осуждающе говоря:
– Двоедушие!
– Что-о?
– Двоедушие, – повторил Андрей. – Одно говорите на работе, другое – дома в кругу семьи…
– Вы, Андрей, головой перестаньте качать, не ровен час, упадет она с плеч! Слушайте и исполняйте! Помалкивайте, будьте, как все! Хочешь хорошо жить, надо иногда кланяться… Надо кому-то угождать…
– И целовать кому-то вельможные ботинки? – предположил Андрей, усмехаясь.
Владимир
– А вот здесь, господин, вы не правы! Никому, честное слово, никому я не целовал ботинки!
– Ну, я образно выразился…
– Ладно, хватит! – решительно сказал Владимир Николаевич, поднимаясь и пристально глядя на Андрея. – Мне вас искренне жаль, как и ваших друзей! Говорю вам это только наедине, когда нас никто не слышит. Говорю вам искренне, что отсюда вам не выбраться! Так что будьте благоразумны и ведите себя, как все!
– Как все?
– Да, как все! – повторил Владимир Николаевич, ударяя кулаком по столу.
– Помалкивал я многие годы советской власти, а сейчас больше не буду! Не те времена! – возразил Андрей.
– Нет, ошибаетесь, батенька! Именно те самые времена!
– Да какой я вам батенька? Заладили одно и то же! – рассердился Андрей.
– Хорошо, больше так звать вас не буду, – согласился Владимир Николаевич, – итак, что получается? Что вы явились со своими друзьями из будущего, попали опять в то прошлое и нелюбимое вами время, в котором мучились, которое хотели изменить, а теперь не знаете, как отсюда выбраться! Но выбраться вам отсюда не удастся!
Андрей слушал и удивлялся переменам в поведении профессора, как тот говорил более свободно, не обдумывая каждое слово, более мягко, чем прежде, как понимал Андрей, профессор излагал ему свои мысли. И строгое ранее лицо профессора, как показалось Андрею, стало намного добрее и благожелательнее…
Андрей минуту помолчал, раздумывая, потом с интересом спросил:
– Это почему же?
– А по той причине, что порядки здесь почти тюремные, – произнес Владимир Николаевич, – остается лишь терпеть…
– «Выбирайтесь своей колеей!» – вспомнил слова из песни Владимира Высоцкого Андрей.
– Чудненько! И Высоцкого цитируете! – улыбнулся Владимир Николаевич. – Да, у каждого индивидуума своя колея, не всегда она совпадает с другими… Трудно выбраться из колеи! Знаете, что такое лабиринт?
– Да.
– Вот вы и ваши друзья попали в лабиринт, из которого не выбраться, – рассуждал Владимир Николаевич, – поэтому мой вам добрый совет: сидите тихо, не говорите крамольных фраз, ничего такого, что вызвало бы гнев КГБ.
– А! КГБ! – уныло произнес Андрей. – А вы работник этого КГБ?
Возникла долгая пауза, во время которой Андрей не отрывал взгляда от профессора, а тот как-то изменился в лице, заерзал на стуле, но ничего не ответил. Андрей ждал ответа, но профессор молчал.
– Не хотите мне признаться? – решил спросить после паузы Андрей.
– Черт, при чем тут органы? Здесь больница и я…
– И вы здесь работаете, – продолжил за профессора Андрей, насмешливо поглядывая на него. – Но вы не ответили на мой вопрос…