Ностальгия
Шрифт:
— Представляете, вы на экран не попали! А мы тут теперь все — звезды, — сказал он, обводя комнату взглядом, — верно?
— Да, к нам киношники приходили, — покивала миссис Каткарт со своего конца стола.
— Ага.
— Шестнадцатимиллиметровка, — пояснил Кэддок.
— Французское телевидение, — раздалось несколько голосов одновременно, и все выжидательно воззрились на Борелли.
— Мы-то сами так ничего небось и не увидим!
Джеральд Уайтхед сосредоточенно разглядывал собственные руки — что, впрочем, не мешало ему прислушиваться.
— У меня просто сердце оборвалось, — шепнула Шейла миссис К. — А вот вы — молодец. Все им рассказали в подробностях.
— На вашем месте я бы этого не пил, — предостерег Дуг.
— Дуг прав. — Миссис Каткарт повернулась к Борелли. — Понос прохватит.
— Пустяки. Жизнь не такая уж и длинная.
— Вы в путешествиях запором не страдаете? — поинтересовалась Шейла, наклоняясь вперед. — Я — да.
— Спасибо, шеф, — поблагодарил Дуг официанта. Начали наконец разносить тарелки.
— Обожаю французский язык, — щебетала Луиза Хофманн. — Так сидела бы и слушала — с утра до ночи!
— Да ты ж ни слова по-французски не понимаешь, — обернулся к ней муж.
Луиза собиралась было запротестовать, как вдруг в столовую ввалилась пресловутая съемочная группа и, громко переговариваясь, расселась за соседним длинным столом.
Просвещая Борелли, Гэрри Атлас ткнул указательным пальцем:
— А вот и они, киношники-то.
И больше о съемках речи не было.
— Не могу это есть. — Каткарт отодвинул тарелку. — Это что-то вроде ямса, да? А вы, народ, что скажете? — кинул он клич с одного конца стола до другого.
— Точно! — покивал Атлас с набитым ртом. — Говяжий бифштекс — наше все!.. Ну да ладно, пробьемся! Сами знаете, в чужой монастырь да со своим уставом…
— Я что угодно слопаю, — шепнула Саша, наклонившись к Вайолет. — Хоть лошадь, если на то пошло. Ух, до чего ж я голодная!
— Да ты вечно голодная, — отозвалась ее подруга, глядя в сторону.
— И пиво у них — чисто моча, — не унимался Гэрри. — Нашему в подметки не годится. Вы уже попробовали?
— Вы вегетарианец? — полюбопытствовала миссис Кэддок.
Норт кивнул.
— Мы тоже, — улыбнулась она.
Норт откашлялся.
— Да-да, такова наша диета — безвредные животные с замедленной реакцией.
— Никогда об этом не думала в таком свете. — Гвен снова блеснула зубами и обернулась к мужу: — Леон, ты слыхал?
Норт нахмурился. Вообще-то он имел в виду немного другое.
— Слоны, — подтвердил Кэддок, — съедают от восьмисот до тысячи фунтов травы в день. И весят при этом до семи с половиной тонн. Слоны африканские — и самки, и самцы — имеют бивни.
— До восьми с половиной тонн, — мягко поправил доктор Норт.
— А наши официанты босиком расхаживают, вы только гляньте! — возвестила миссис Каткарт. И поцокала языком.
А официанты, между прочим, понимали по-английски.
— Ох, боже ж ты мой! — растерянно вздохнула Шейла.
Она заказала чай, а ей принесли кофе. Шейла огляделась по сторонам — и решила выпить, что дали.
— Угадайте, что я видел?
Снова Гэрри Атлас с блиц-опросом: заговорщицки подался вперед, аж на шее вены вздулись.
— Угадайте, что я видел на самом конце трамплина? — Он по очереди оглядел всех и каждого. — Кто-то вырезал на доске — ножом или чем-то в этом роде: «Дон Фрезер». Прям так и написано! А в скобках: «Авст.».
— Австрия? — предположил Борелли.
— Это ж наша спортсменка! — закричал Каткарт со своего места.
— Точно! — кивнул Гэрри.
— Мы здесь не первые, — хихикнула Саша, наклонившись к Вайолет.
— С ней мало кто потягается, — подхватил Дуг. — Римскую Олимпиаду тысяча девятьсот шестидесятого года помните?
— Первая женщина, проплывшая стометровку меньше чем за шестьдесят секунд, — добавил Кэддок. — Вольным стилем.
Мимо стола прошел незнакомец, запомнившийся по бассейну, — однако остановиться не остановился. Просто просигналил большими пальцами — поприветствовал, стало быть.
Норт закурил небольшую сигару и глянул на часы.
В беседе возникло затишье: все внезапно осознали, где находятся — и как далеко забрались.
— А вы раньше за границей бывали?
Саша покачала головой.
— Нет, я в первый раз.
Прямо внизу мерцал бассейн, подсвеченный голландскими подводными лампами: ультрамариновая полоса, понижающаяся до холодной темноты в дальнем конце. Свечи и лампы в гостиной струили лучи, и в круговерти изменчивых отблесков водная гладь словно раскачивалась, а причудливо искривленный прямоугольник трамплина парил в невесомости. И доска, и кафель вокруг были по-прежнему испещрены лужицами. Чуть дальше окаймляющая лужайка тонула в тени и многозначности: черная, да не вполне — черная Рейнхардтовой [8] чернотой. Из окна столовой можно было видеть, как над стеной маячат гигантские силуэты — свидетельства новых построек — большого города и вспыхивают проблесковые маячки. Приглушенный шум снаружи окончательно стих: ни отдаленного шороха колес, ни даже гудка запоздалого автомобиля или велосипедного звонка. Час был поздний, но остекленная стена успешно корректировала помехи. Казалось, весь континент вдруг сделался необитаем.
8
Адольф Фредерик Рейнхардт (1913–1967) — американский художник, работавший в технике живописи цветовых полей (огромные монохромные пространства, нарочито лишенные каких-либо ассоциаций и вызывающие ощущение органического единства цвета и поверхности). Знаменит своими «черными полотнами», отражающими еле заметные вариации в оттенке черного цвета.
— Что-то освещения маловато, — задумался Хофманн, складывая салфетку. Вечно он нарушал затянувшиеся паузы.
— Здесь вам Африка, — напомнил Уайтхед почти грубо, разглядывая дно чашки.
Музей ремесел; слою «МУЗЕЙ» написано как «МУЗЕ». Или, наверное, правильнее будет сказать: «ремесел, народного искусства и этнографии». Здешние жители славились своими плетеными корзинами и расписными тыквенными бутылями; а еще — травяными сумочками, налобными украшениями и т. д. Тканями — уже в меньшей степени.