Нотариус Его Высочества
Шрифт:
Отправила мысли к могиле Адольфо.
— Пожалуйста, ты нужен мне, — прошептала я, на бегу растирая слёзы.
— Юри, да постой же ты. Дай мне сказать. Юри!
Ускорилась, а затем меня буквально дернула вверх неведомая сила. Адольфо появился из ниоткуда, подхватил меня, понёс по коридорам и лестницам, звонко стуча призрачными копытами. Герцог Аккольте безуспешно звал меня, и голос его становился всё дальше. Лишь от собственных чувств даже мёртвый конь не мог меня унести, они гнались за нами неотступно, как свора бродячих собак, и грозились вот-вот броситься и растерзать меня на части.
Моя
Тебя, любимый, предала.
Этой ночью я не вернулась ни домой, ни в коттедж. Я гнала Адольфо к университету, чтобы встретиться с Немо и попытаться достучаться до него в который раз.
Я ловила на себе удивлённые взгляды в мужском общежитии. Ещё бы, я вломилась туда верхом на призванном существе и в вечернем платье. За такое меня точно отстранят пожизненно.
— Немо, пожалуйста, открой! — барабанила я в дверь его комнаты, но ответа не было.
Я бы просидела здесь до утра, но подоспевший на шум смотритель вежливо попросил меня уйти.
— Я не доложу декану, сеньора. Но будьте благоразумны и заберите вашего коня, он пугает студентов.
Я покорно забралась обратно на спину к Адольфо и в этот раз предоставила ему полную свободу, а он, как назло, никуда не спешил и просто отвёз меня к своему бывшему хозяину. На могиле Горацио Торрагросы пахло мятой. Ей заросло все вокруг. Спешилась, развеяла Адольфо и устало опустилась на траву. Воздух, пропитанный эфиром, дурманил и клонил меня в сон. Я долго гладила шёлковые листья мяты, а потом закрыла глаза и заснула, проговаривая строки из баллады, как молитву:
Моя душа полна печали.
Тебя, любимый, предала.
Глава 19
Немо
Студенты помогли отыскать её, показали, в каком направлении поскакал Адольфо, а дальше я уже сам навёл чары и выследил их. Всё стало слишком сложно и путанно после смерти отца. Всё. Кроме моих чувств к Юри. В себе я был уверен, да и в ней не сомневался ни секунды. Я просто не хотел впутывать её во все это, но забыл, что миа студентессе ведёт себя как непослушный котёнок, дорвавшийся до пряжи. Сначала она будет робко играть с кончиком нитки, а потом запутается так, что даже ножницы не помогут ей выбраться. С каждым движением она все глубже вязнет в болоте моего прошлого, и я не могу ей помочь. Одно моё неловкое вмешательство, и она задохнется, поглощенная чужой тайной.
Как было бы просто отпустить её. Позволить ей жить по-своему. Сегодня я видел, как ей было бы хорошо с другим, как легко и приятно ей выходить в свет, общаться с людьми. Я физически ощущал её восторг и мечтал каждый день разделять его.
Но что будет с нами, когда вся правда и грязь обо мне выйдет наружу? Её не может не зацепить этой ударной волной.
Моя Юри…
Она спала у надгробия моего отца, сложив ладошки под головой и подтянув ноги к груди. Адольфо, Флавио, Луиджи и Селеста охраняли её сон и недовольно уставились на меня, едва я подошёл ближе.
— Уже забыли меня?
Я вскинул вверх руки, показывая что не вооружён и безобиден, но призраки не хотели подпускать меня к Юри.
— Она замерзнет, — попытался объяснить им, и фамилиары явно призадумались, переглядывались и всерьёз прикидывали стоит ли мне доверять.
Наконец, они расступились и пустили меня к миа студентессе. Я осторожно поднял её с земли и усадил к себе на колени. От Юри приятно пахло мятой, и я жадно уткнулся к ней в макушку, вдыхая аромат её шампуня и терпких трав.
Отец всегда заваривал чай с мятой, он был одержим этим растением, и я не мог не посадить его на могиле.
— Немо, — прошептала она во сне и сжала мою рубашку продрогшими пальцами.
— Я здесь, миа студентессе. Я всегда рядом.
Я обнимал её до самого утра, кутал в свой пиджак и нашептывал заклятья сна, чтобы она не проснулась и не увидела меня, ведь тогда мне придётся сознаться в том, что я злоупотребил заклятьем Мьютаре Дуо.
Аккольте не простит мне сегодняшней сцены. Я знаю, что он неравнодушен к ней, и просто хотел подтолкнуть их друг к другу. Ему бы никогда не хватило решимости на то, что сделал я. Мне самому не хватало духу на это столько долгих лет. И сегодня я сдался, почувствовав её тоску, и не мог не поцеловать. Но я сделал ей больно, вновь заставил страдать и плакать. Я безнадёжно подорвал доверие принца и Юри, и теперь не знаю, что делать со всем этим. Может не она, а я запутавшийся котенок?
Я коснулся затылком молчаливого надгробного камня, мечтая, чтобы отец дал мне совет, в котором я так истово нуждался. Но вместо этого я раз за разом прокручивал в голове свою первую встречу с Юри. До того дня я не верил в судьбу и знаки а потому с сомнением и легкой брезгливостью смотрел на аквариум в руках отца.
— И что я должен сделать с этим?
В воде бултыхался осьминог, который заправлял печать Горацио время от времени. Мерзкое существо со слишком разумным взглядом.
— Я уже не молод, Немо. Здоровье и разум всё чаще подводят меня. Мне нужен преемник.
— Я могу. Ты обучал меня, отец.
Мне не тогда совсем не нравился тот разговор, не нравилось, что отец начал говорить о своей смерти, ведь кроме него у меня в целом мире не было родной души, кроме четырёх призраков и морского гада.
— Ты умный мальчик, Немо. Но я не хочу тебе такой жизни. Этот город, эта страна. Я словно держу тебя здесь в ловушке, заставляя помогать мне. Когда придёт время, и печать выберет другого — уезжай и не оглядывайся.
— Но куда?
Этот вопрос сделал отцу ещё больнее, ведь тогда он в полной мере осознал, как я зависим от него и нашей работы.
Я удрученно нёс осьминога к океану и боролся с собственными чувствами. Я злился, я ревновал к тому, кто станет преемником отца, всю дорогу я уговаривал каракатицу выбрать меня, а после каждый день я приходил к пляжу в надежде, что преемником буду я, что нужно просто подождать, очистить разум от зависти и гнева, но потом…
Смешная девчонка подобрала склизкое нечто с камней и долго пыталась спасти, вновь и вновь запуская его в воду. Я смотрел на её тщетные попытки и усмехался. И это выбор богов? Как же жестоко они подшутили надо мной и отцом. Он так хотел освободить меня от тяжкого бремени, но в итоге привязал меня к Фероци пуще прежнего.