Нова Свинг
Шрифт:
– Ты бывал хоть раз там, где все разваливается на части, э, Антуан?
– Я никогда там не бывал, Вик, – поспешно отозвался Антуан. – Я ни разу и не утверждал, что бывал там.
– Оттуда все забрали, и поди уразумей, что явилось ему на смену. Воздух – как недопеченное печенье. Запаха нет, один субстрат. На каждом углу к стене принайтовлен разбитый телефон-автомат. Везде надписи: ГОВОРИТЕ. Но линия молчит. Они звонят, но там никогда никого нет.
Лив Хюла посмотрела на него и пожала плечами. Толстяку она объяснила:
– Вик просто терпеть не может, когда клиентов теряет.
– Да
Он толкнул бокал через стойку и вышел.
После ухода Вика Серотонина в баре снова воцарилось молчание. Тишина сгущалась, облекая самое себя, так что Лив Хюла с толстяком погрузились в собственные мысли, хотя и не прочь были поговорить. Прибрежный ветер унялся, зато свет стал разгораться, пока приближение рассвета не оказалось невозможным отрицать. Женщина помыла и насухо вытерла бокал, из которого пил Вик Серотонин, затем аккуратно поставила его на место за барной стойкой. Поднялась по лестнице наверх, где подумала было переодеться, но лишь осталась стоять, глядя в нарастающей панике на смятую постель, одеяло и голые белые стены.
«Надо отсюда убираться, – подумала она. – Надо убираться отсюда немедленно».
Когда она вернулась в бар, то обнаружила Антуана на прежнем месте у окошка; положив ладони на подоконник, толстяк стоял и смотрел, как взлетают из корпоративного порта новые грузовозы. Он полуобернулся было заговорить с ней, но потом, видя, что она не в духе, отвернулся снова.
На другой стороне улицы кто-то распахнул дверь портняжной лавки.
После краткой толкотни наружу вывалилась Ирэн-Мона. Сделав пару неуверенных шагов вперед, она невидящим взглядом, как пьяница, обозревающий плотное уличное движение, обвела Стрэйнт и вдруг осела на поребрике. За ее спиной захлопнулась дверь. Юбка Моны задралась. Антуан прижался лицом к стеклу.
– Эй, эй… – прошептал он.
Ирэн между тем поставила рядом с собой маленький блестящий ярко-красный полиуретановый несессер и стала одной рукой копаться в нем. Она еще сидела там двумя-тремя минутами позже, вытряхивая все свое добро, шмыгая носом и вытирая глаза, когда из Зоны Явления в Саудади безмолвным потоком хлынули чем-то встревоженные коты.
Кто знает, сколько там вообще котов? Но среди них – ни одного тебби, только черные или белые. Когда они вырвались из Зоны, могло показаться, что кто-то привел в движение модель хаотического потока, где, вопреки полной детерминированности условий, невозможно предсказать результат. Вскоре они запрудили Стрэйнт в обоих направлениях, принеся тепло тел и сильный, пыльный, не слишком неприятный запах. Ирэн подорвалась, но кошачья лавина ей уделила не больше внимания, чем уличным фонарям.
Ирэн родилась на планете под названием Аренда Перкинса. Она была тогда высокой и костлявой девчонкой, неуклюжей и длинноногой. Улыбка ее обнажала десны, а волосы она обильно покрывала спиралями медного лака, такими плотными и сложными, что те принимали белый шум, фоновые радиопередачи Вселенной. Смеялась она заразительно. Когда она погрузилась на ракету и отбыла с планеты, ей исполнилось семнадцать. В чемоданчике с собой у нее было желтое хлопковое платье
– Я люблю обувь, – принималась она объяснять всякий раз, стоило ей наклюкаться. – Я люблю обувь.
В этот момент из нее можно было выжать лучшее. Она следовала за слушателем две недели, куда бы тот ни направлялся, а потом покидала его и прибивалась к кому-то еще. Она любила жокеев-ракетчиков.
Теперь слезы струились по ее лицу, а саудадийские кошачьи потоки – вокруг нее, пока Лив Хюла с известной брезгливостью не вступила в кошачью реку и не затянула Ирэн обратно в бар, где усадила ту за столик и спросила:
– Ну чем тебе помочь, солнышко?
– На этот раз он совсем умер, – выпалила Ирэн.
– Не могу поверить, – отозвалась Лив Хюла. И тут же подавила нахлынувшие внутри чувства, стараясь отстраниться от этого факта. Но Ирэн продолжала бессвязно повторять снова и снова:
– На этот раз он совсем умер, и всё.
Трудно было это переварить. Ирэн схватила руку Лив Хюлы и прижала к своей щеке.
– Я так думаю, – сказала она, – мужики по большей части абсолютно не приспособлены к жизни.
Лив Хюла на это ответила:
– Я тоже всегда так считала.
Тут Ирэн снова ударилась в слезы и полезла в несессер за зеркальцем.
– Особенно лучшие из них, – всхлипывала она.
Когда через некоторое время явился Антуан и попробовал ее разговорить, она извлекла из своего вида максимум возможного. Толстяк купил ей напиток под цвета ее одежды – розовый и желтый, и сообщил, что пойло это в почете на какой-то захолустной планетенке в пятидесяти световых ниже.
– Я там была, Толстяк Антуан, – ответила она с грустной усмешкой.
Исходная Ирэн, думала она, не умела толком справляться со своими проблемами. Она бы сейчас сидела, раскачиваясь на кровати, слушала дождь и пыталась собрать себя в кучу. С другой стороны, амбиций у той Ирэн было предостаточно. Звезды гало манили ее, как неоновая реклама: Тут обуви выше крыши. Когда она покупала пакет Моны, портняжка ей пообещал, что волосы всегда будут пахнуть шампунем из перечной мяты. Она порылась в каталогах, затребовала эту опцию, и портняжка ее активировал. На улицах Саудади такая особенность прибавляла ей много очков.
– Я там была, – говорила она Антуану, позволяя толстяку наслаждаться ароматом перечной мяты, – и я так рада встретить человека, который там тоже побывал…
Антуана, как и любого мужчину на его месте, это заявление приободрило. Когда Ирэн прикончила свой напиток, Антуан попытался усладить ее историями о местах, которые он посетил в бытность свою пилотом-ракетчиком. Но Ирэн во всех этих местах тоже побывала, – и во множестве других, подумалось Лив Хюле, – так что Толстяк Антуан не нашел ничего лучшего, как заказать ей еще один дешевый коктейль. Лив наблюдала за ними на расстоянии, и ей было абсолютно все равно, чем кончится дело: у нее свои-то мысли выгорели дотла. В конце концов даже Антуан протумкал настроение. Утащив за собой стул, он возвратился к наблюдательному посту у окна. Который час? И как так получилось, что он тут застрял? Он обозрел Стрэйнт.